Швайнхунде, господа, швайнхунде!

Яковлев одним духом прочитал рассказ и покрылся холодным потом. Ясно, что в легальной немецкой типографии эта газета не могла быть напечатана. Стало быть, это провокация – кто-то подбросил этот листок в номер к руководителю советской делегации с далеко идущими целями. Что же делать? Получалось, что и в мусорную корзину бросать нельзя. Завтра корреспонденты узнают про то, что советский замнаркома изучает историю встречи двух вождей.

Александр Сергеевич осторожно сложил газету, сунул ее во внутренний карман пиджака и с тяжелым сердцем лег спать. Утром с головной болью он подошел к пиджаку, висевшему на стуле. Газета была на месте. С утра за советскими приехали машины и все отправились на аэродром. При первом же удобном случае Александр Сергеевич отправился в туалет и, разорвав на мелкие кусочки тонкие газетные листы, бросил их в унитаз, дважды спустив воду. И только когда последний квадратик исчез в пенном водовороте, облегченно вздохнул.

На следующий день он отбывал в Москву, но тревога не оставляла его. И не зря. На сей раз таможенники, которые обычно относились с пиететом к правительственным комиссиям, просмотрели багаж Яковлева с особой тщательностью. Спутники его недоуменно переглядывались, но Яковлев сохранял на лице неколебимое спокойствие…

Сталин ждал возвращения делегации и тотчас по приезде ее, прочитав отчет, он вновь вернулся к вопросу: сколько боевых самолетов в день может выпускать германская промышленность? Этот вопрос он поручил рассмотреть на коллегии НКАП и выйти к нему с рекомендациями. Поскольку поручение Сталин давал лично Яковлеву и Петрову, то и докладывать по столь щекотливому вопросу стал И.Ф. Петров, занимавшийся в Германии разведывательно-черновой работой. На коллегии НКАП, проходившей под председательством А.И. Шахурина, генерал Петров доложил, что по его расчетам в нынешнем ее состоянии германская авиапромышленность способна выпускать в сутки по 70–80 самолетов.

В зале повисло тягостное молчание.

Данные разведчика, доверенного человека Сталина, резко расходились с оценками других членов комиссии. Шахурин поднял с места Яковлева: каково ваше мнение?

Это был, если не момент истины, то, во всяком случае, что-то близкое к этому!

Александр Сергеевич знал, что авиационные заводы Союза в лучшие дни выпускали редко больше 20–25 самолетов в день, и сейчас он должен был сделать выбор – либо присоединиться к мнению Петрова, которого он очень уважал и к мнению которого, как он успел убедиться, прислушивался сам Сталин, пославший его в эту командировку, либо взять сторону шефа, с которым ему предстояло работать.

Смеем предположить, что вряд ли сам Яковлев имел по этому поводу свое мнение. Он был одним из наименее подготовленных специалистов в команде. Спортивные самолеты ББ-22, И-26, да несколько недель в ранге замнаркома. Специфику и технологию крупносерийного производства он не мог знать, тем более на зарубежных заводах, где многое было по-другому. Вот свидетельство специалиста, побывавшего в Германии сразу после войны:

«Надо сказать, что советские специалисты столкнулись с совершенно непонятной в то время структурой авиационной промышленности. Зная количественные и качественные показатели германской боевой авиации, мы ожидали увидеть заводы-гиганты, подобные нашим промышленным комплексам – таким, как центры в Куйбышеве, Казани, Горьком, Уфе, Новосибирске, Перми и др. На самом деле все оказалось иначе… Предприятия располагались в маленьких городах и даже деревнях… Производство самолетов на децентрализованных заводах могло осуществляться только при развитой кооперации производства и при превосходной транспортной схеме». (Л.П. Берне. Как все начиналось. М., 2009).

Ну ладно, Петров каким-то боком причисляет себя к разведчикам, возможно, там есть методики обработки увиденных мельком фактов и претворения их в стройные гипотезы. Но Яковлеву такие методики были неизвестны и перед ним сейчас стоял выбор. Ведь не мог же он встать и сказать: я, дескать, не видел производства в Куйбышеве, в Перми, в Казани, Рыбинске, Уфе, Горьком, и мне даже сравнивать не с чем, так что не обессудьте, мнения у меня нет, и я не хочу вводить людей в заблуждение. Это был бы поступок, поскольку неквалифицированное мнение заместителя наркома, к тому же руководителя авиационной части делегации, весило много.

Однако Яковлев встал и уверенно сказал, что не доверять выводам столь компетентного специалиста, как генерал Петров, у него нет оснований, и он склоняется к тому, чтобы эту цифру считать близкой к истине.

Это был своего рода вызов, ибо речь уже шла об оценке деятельности советского авиапрома, одним из руководителей которого он, Яковлев, был.

Шахурин не забыл того дружелюбного тона, который появился в нотках голоса Сталина, когда он представлял вошедшего Яковлева ему, Шахурину, при утверждении его в должности наркома, и он закрыл заседание коллегии. Но он не мог не понимать, что поддержка Яковлевым позиции Петрова есть оценка работы наркомата и его, Шахурина, как наркома.

На следующий день Петрова вызвал Г.М. Маленков, курировавший в ЦК авиационную промышленность. Георгий Максимилианович задал Петрову один вопрос: так сколько, по его мнению, немецкие заводы могут выпускать в сутки боевых самолетов? Иван Федорович повторил названные им цифры. Больше вопросов Маленков не задавал, а тут же позвонил Сталину. Тот, по-видимому, распорядился доставить к нему Петрова. Слово генералу Петрову:

«Реакция Маленкова, отвечавшего в ЦК ВКП(б) за авиационную промышленность, и Шахурина была вполне понятна: наша промышленность выпускала в то время лишь 26 боевых самолетов в день. А так как всем уже было ясно, что война с Германией – дело недалекого будущего, то такое соотношение как 80:26 говорило не в пользу руководителей нашей авиационной промышленности, и они предпочли бы сделать из меня «врага народа», завербованного немцами. Жизнь моя опять повисла на волоске. Когда ею приходилось рисковать в Германии (если бы немцы заподозрили меня в разведке, они живым бы меня не выпустили), я знал во имя чего. Но дома…»