Гром был невозмутим и смотрел на меня тусклым металлическим взглядом — ну совершенно как у генерала ФСБ Зубарева.

Я повернулась к проему чердачной двери, где стоял Сенников, и проговорила:

— Я подошла сюда, и тут он выскочил на меня. Я не успела выстрелить, а он применил ко мне прием… боюсь, капитан, ты такого не знаешь… и бросился вниз по лестнице.

— И тогда ты начала стрелять? — подал голос Гром.

— И тогда я начала стрелять.

— Какой прием? — спросил майор Дементьев. — Покажи.

— На вас?

— На нем, — указал на Сенникова эфэсбэшник. — А… он же у нас в роли киллера. Тогда срочно переквалифицируем его в спецагента Багиру. А вы, Максимова, обозначайте действия киллера.

— Может, не стоит? — снова заговорил Гром и посмотрел на часы: по всей видимости, у него было мало времени, и он, вероятно, согласился присутствовать на этом следственном эксперименте только для того, чтобы продумать возможные пути дальнейшего ведения моего дела.

— Стоит, — не согласился Дементьев, — показывайте, как киллер применил к вам прием и бросился бежать.

Сенников пробурчал что-то, дескать, хватит разводить детский сад… но майор оборвал его выразительным жестом и сказал:

— Показывайте, Максимова.

— Я стояла тут, — начала объяснять я, пододвигая Сенникова к двери. — Он выбежал вот так…

И я сделала движение вперед.

— …а потом применил ко мне прием с захватом…

С этими словами я перехватила руку Сенникова и, резко повернув его вокруг оси на девяносто градусов, напутствовала таким пинком, что капитан взвыл и отлетел прямо на наблюдающего за действом Ивана Никитича.

Суров шагнул в сторону и избежал нежелательного контакта с набравшим значительную кинетическую энергию бравым рубоповцем.

— …и затем он побежал вниз, — продолжила я и ринулась вниз по лестнице.

Прежде чем все присутствующие поняли, что это не следственный эксперимент, а самый что ни на есть настоящий побег, я успела преодолеть четыре лестничных марша, и только после этого мне вслед метнулся отчаянный вопль майора Дементьева:

— Максимова, стой! Стой, твою мать!

— Она мне, сука, палец сломала!.. — ухнул в пролет лестницы злобный вой Сенникова.

Я глянула вниз: стоявшие на первом этаже двое здоровенных парней, вооруженных «ПМ», бросились наверх с явной целью захватить меня.

Вниз было нельзя.

А наверху звенели непрекращающиеся вопли майора Дементьева:

— Максимова, стой… стой, дура, хуже будет!

— Вряд ли… — пробормотала я и резко развернулась к окну. Оно располагалось между вторым и третьим этажами, так что высота была приличная. Но рискнуть стоило, тем более что в свое время я немало тренировала такие прыжки.

Я отдернула внутренние створки и, убедившись, что внешние заклинило, как то часто водится в российских подъездах, сохранившихся в своем заповедном безобразии еще с советских времен, разбежалась и прыгнула.

…Я думаю, этого прыжка не постыдился бы любой приличный каскадер: я подобралась, втянув голову в плечи, пробила всем телом оконную раму — и вылетела в морозный воздух, ударивший меня не хуже, чем вся объединенная мощь осколков стекла и обломков оконного переплета. Я приземлилась весьма удачно, правда, больно ушибив бедро при перекатывании и гашении инерции, — но ведь прыжок мог быть сопряжен с куда более существенными травмами.

Я вскочила и, довольно сильно хромая, побежала в арку. За спиной послышался звон стекла, а потом сухо щелкнули два выстрела. Последний был начисто перекрыт нечеловеческим воплем, в котором я лишь спустя некоторое время смогла признать голос Грома.

Меня завернуло в какой-то полузанесенный снегом подвал… снег ухнул, залепляя лицо и уши — но уже в следующий момент я подлетела, как будто распрямилась в теле мощная пружина, и бросилась вперед, не заметив, что после меня на снегу осталось отчетливое кровавое пятно…

— Нигде нет! — доложил, подбегая к Сурову, майор Дементьев.

После этого ошеломляющего побега он мигом вспомнил, кто есть кто, и, вероятно, подумал, что за все происшедшее будет отвечать не он, а старший по званию… нет, такой наивности офицер ФСБ не может себе позволить. Не мог Дементьев подумать такого. Просто он растерялся, и его самодовольство как рукой сняло.

— Нигде нет ее! — повторил он. — Там кровь… на снегу. Подстрелили ее, наверно. Проверить больницы надо. Хотя… — он замялся, — я думаю, не пойдет она в больницу.