Они не откликнулись. Один был седой и длинный, со шрамом через всю щеку, шел он посередине.

— Мне-то сбиться не хитро, — насмешливо продолжал Кирилл. — А вот вы, видать, местные, а тоже пробираетесь где придется.

— Так вот, братка… — приблизился седой к Кириллу. Лицо его уже не выражало тревоги. — Так вот… По обе стороны железной дороги немцы запрещают подходить к полотну. Вот и жмемся сторонкой.

— А!..

— Есть лужки, недалеко от станции, и тоже не разрешают ходить и пасти скот, — добавил седой. Он оглянулся и, притронувшись пальцем к плечу Кирилла, быстрым шепотом сказал: — Ты, братка, поостерегись, не ходи там. Понял? Каб лиха не было…

Все трое торопливо зашагали к едва видневшейся за поворотом железнодорожной будке.

Кирилл внимательно смотрел, как ремонтники шли, какие выбирали тропки, где вышли к насыпи, куда повернули, весь их путь до будки проследил. Он вспомнил, что и Петро из Теплых Криниц как-то говорил ему об этих запретах немцев, но тогда он не придал этому значения.

«Эту штуку надо расшифровать, — подумал он. — И, кажется, ключ в руках».

— Якубовский, — сказал он, — мы с Толей — в лагерь, а ты сверни в Криницы, передай Петру вот эту карту. Вместе с Иваном пусть нанесут на нее все участки, на которых немцы запрещают ходить и пасти скот. И как можно точнее. И чтоб завтра — на «почту» за Ведьминым омутом, в старое дупло. Давай…

Якубовский сунул карту за пазуху, раскурил трубку и направился но лесу наискось.

Кирилл кивнул Толе Дунику: пошли.

Кирилл достал под нарами консервную банку с отрезанной крышкой, наполовину наполненную растопленным свиным жиром, зажег матерчатый фитилек и с минуту задумчиво смотрел, как крошечная золотисто-багровая корона окладывает фитилек. В оконную щель землянки дул ветер. Было холодно.

— Танки шли всю ночь, — рассказывал Ивашкевич.

— Сообщили Москве? — взглянул на него Кирилл.

Сообщили. А как же! И самолеты прибыли с запада. Сорок два самолета. Приземлились за городом. Об этом тоже радировали.

— Радировали… — Кирилл забарабанил пальцами по столу. — Так-так… Постой-ка, а число-то сегодня какое? Ну да, шестое же ноября. Значит, радировали. Принимайте, мол, меры, дорогие сограждане, собираются праздник революции вам испортить… — И, помолчав: — Послушай, Гриша. Я думаю ускорить дело. Вполне реально. Отметим и мы праздник Октября, а?

— Что ж, праздник любит фейерверки. — Ивашкевич прикрыл ладонью рот и подбородок, и только по глазам можно было видеть, что он улыбается.

— Праздничный фейерверк, говоришь? — Кирилл поправил зачадивший фитилек, и слабое пламя, потрескивая, выровнялось и отбросило радужный круг на стол.

Вошел Якубовский:

— Карту Петро завтра в дупло положит. — Он стоял у двери. — Алесь, шофер, передал через Петра вот что: на аэродроме завтрашней ночью ждут состав с бензином.

— Состав с бензином? — переспросил Кирилл и взглянул на Ивашкевича. Тот понимающе кивнул. Оба, видно, подумали о самолетах, прилетевших вчера с запада.

— И еще вот: какая-то эсэсовская часть должна проследовать на восток. Два эшелона. — Губы Якубовского тронула ухмылка.

Кирилл заметил это: тот что-то недосказал — что-то несущественное, но все же…

— Давай, давай, — подталкивал Кирилл.

— Петро рассказывал… Ехать с начальством на аэродром должен был шофер-немец. А он, Алесь, взял да с вечера и напоил шофера. Утром тот голову не смог поднять. Ну и пришлось везти начальство ему, Алесю. Там, на аэродроме, про бензин и дознался. И про эсэсовскую часть…

— Все? — Кирилл посмотрел на Якубовского.

— Все.

Якубовский вышел.

— Ясно, — перевел Кирилл глаза на Ивашкевича.

— Вполне, — подтвердил тот.

— Времени немного. Завтра в полдень надо выходить.

Шахоркин мост и Журавлиные кочки — самые подходящие места для взрыва. Шахорка возле железнодорожной станции. «Там уклон, и машинисту никак не остановить поезд, даже если что и заметит, это уж точно», — вспоминает Кирилл. Все утро осматривал он ту выемку и подходы к ней. А Журавлиные кочки в пятнадцати километрах от Шахорки. «Высокая насыпь на повороте, внизу кустарник — во! Он скроет подрывников…» Значит, решено: Шахорка и Журавлиные кочки. Взрывы должны произойти одновременно, в ноль часов двадцать три минуты, когда один состав окажется в выемке возле Шахорки, а другой, по выверенной схеме, выйдет на поворот у Журавлиных кочек.

Все было продумано и предусмотрено, конечно, насколько возможно все предусмотреть на войне.

— А что за карта будет в дупле? — спросил Ивашкевич.

Кирилл рассказал о встрече возле Шахорки с ремонтниками, шедшими без пути-дороги, и о запретах немцев.

— А тут, братец, догадаться несложно: участки те, возле полотна, и лужайки, где не разрешается пасти скот, — минные поля. И предназначены они для таких, как мы. Вот, братец, как иногда выявляются важные штуки! Завтра посмотрим на карту — и нам будет известно, где они, эти минные поля. Уж мы на них не наткнемся.