Крюков Михаил Григорьевич
Шрифт:
Неожиданно я понял, что он смотрит на неё не с точки зрения «с чего бы начать», а смотрит как на старого знакомого, что он когда-то её видел и знает её отлично. А сейчас он просто здоровается с техникой.
Олежка повернулся и спросил:
– А где журнал связи?
– А что это за журнал?
– Ну… туда записывается время начала и окончания сеанса и ещё всякая ерунда.
– Да хрен знает. Может, в ящиках. Посмотри.
Олежка достал журнал и обратился к нач. штаба:
– Его нужно пронумеровать и прошить.
– Зачем?
– Так положено.
Олежка отложил журнал, пару раз щёлкнул ключом и быстрыми, точными движениями включил станцию.
– Пусть прогреется. Дайте кто-нибудь ручку…
В назначенное время запищала морзянка. Олежка взялся за ключ, ответил, дал настройку и сделал первую запись в журнале.
В этот момент мы поняли, что эту проверку наш взвод пройдёт.
Олежка пододвинул к себе лист бумаги, и тут началась передача. Лично я не смог разобрать ни одного символа, а Олежка, подперев голову рукой строчил на бумаге странные знаки. Как потом оказалось, он просто стенографировал…
Передача закончилась, Олежка переписал всё на нормальный язык и протянул лист нач. штаба.
– Это вам. Только тут бред какой-то…
НШ взглянул на лист и взялся за телефон:
– Кодировщика, быстро!
Через несколько минут вернулся кодировщик:
– Товарищ капитан, это условный текст, на него надо ответить вот это. И протянул НШ другой лист бумаги.
– А тот я во входящие занёс…
– Хорошо. – НШ протянул принесённый текст Олежке.
– Передавай вот это.
То, что произошло дальше, никто не ожидал. Выйдя на связь, Олежка начал передачу…
Звук ключа слился в сплошной какой-то гул, неонка, прикреплённая на фидере под самым потолком, не мигала в такт ключу, как обычно, а светилась ярким, ровным светом. Самым интересным было то, что при такой скорости передача была чётко структурирована.
Выпулив текст за какие-то секунды, Олежка стал ждать ответ.
– RPT.
– Хм… – сказал Олежка и повторил медленнее.
– RPT.
Ещё медленнее…
– RPT.
Ещё медленнее передавал Олежка…
В конце концов, после очередного повтора, дождавшись нового RPT, Олежка чётко и внятно передал– DLB и сообщил о закрытии связи. Этот DLB мы все приняли «на ура» и откровенно заржали. Было понятно, что Олежка превосходит, и ещё как превосходит, любого связиста штаба бригады.
Тут зазвонил телефон. Стоящий рядом НШ снял трубку и чуть не отбросил её в сторону – из трубки лился сплошным потоком отборнейший мат!
Дождавшись паузы, НШ вежливо поинтересовался, с кем он говорит. После очередных порций матюков выяснилось, что это начальник связи бригады.
– А я начальник штаба, капитан ххх. И я буду требовать собрания суда офицерской чести, так как вы посмели меня не только оскорбить, но оскорбить в присутствии моих подчинённых. Но сначала я напишу на вас рапорт в политотдел корпуса. На том конце провода стали мямлить что-то неразборчивое.
Как выяснилось, начальник связи бригады решил лично размяться – он считался большим специалистом по ключу. Поэтому он сильно удивился, когда Олежка с первого раза принял всё, что он передал, и совсем обалдел, когда сам перестал успевать за Олежкой. Сильно краснея, он передавал просьбу о повторе. А уж когда услышал мнение далёкого абонента о своих способностях и такое бесцеремонное закрытие связи, просто чуть не сошёл с ума…
Мы стали потихоньку расходиться. Олежка выключил станцию и побрёл к выходу.
– А куда это вы, товарищ ефрейтор? – спросил НШ.
– Я там подмести до конца не успел. И я не ефрейтор…
– Уже ефрейтор. И это,– НШ обвёл рукой вокруг,– твой пост. Это. Твоя. Радиостанция. А уж кому подметать, мы всегда найдём…
Олежка обалдело огляделся и ответил:
– Ну, я тогда пойду, журнал прошью…
***
PS. Всё было очень просто. Олежкин дед был коротковолновиком. Много раз его с рацией забрасывали в тыл врага во время войны. Отец тоже стал коротковолновиком. Поэтому Олежка всю эту технику видел сызмальства. Писать и работать ключом он начал буквально одновременно. Выступал на каких-то соревнованиях, что-то успешно завоёвывал.
В последующем он неоднократно нас выручал, умудряясь выходить на связь из таких мест, где связи и быть не могло.
При этом, не имея специального образования, ни разу не слышав ни об Остроградском, ни о Гауссе, ни тем более, о роторах и дивергенциях, он буквально чувствовал радиосвязь.
А то, что он никому не говорил о своих знаниях, он объяснил просто: так вы же не спрашивали…
КЕБ Ко Дню Победы
Эту историю я услышал от совсем древней бабки в глухой подмосковной деревне, у которой мы как-то остановились переночевать. Естественно, я ничего тогда не записывал, и это пересказ её рассказа на память. У рассказа есть очень грустное продолжение, и я даже не знаю, стоит ли его публиковать…