Крюков Михаил Григорьевич
Шрифт:
– Младший лейтенант Селиверстов!
– Младший лейтенант Трошин! Виноваты, опоздали.
– А мы думали, что вы уже сами себе тёплые местечки нашли где-нибудь в министерстве.
– Никак нет.
Седой полковник взял наши личные дела, полистал и попросил выйти из кабинета, попросив явиться через 10 минут.
Стоя в курилке, мы с Валерой думали о своей судьбе.
– Саня, у меня такое чувство, – затягиваясь сигаретой, заговорил Трошин, – что через десять минут мы будем очень сильно завидовать Арбузу.
– А мне в принципе всё равно, главное, чтобы в область не упрятали.
Ровно через десять минут был оглашён «приговор» большой комиссии, решением которой я для прохождения дальнейшей службы направлялся в ЛОВД [105] на К-й вокзал в должности оперуполномоченного уголовного розыска, а Валера в угро на «Три вокзала» (Казанский, Ярославский и Ленинградский).
В кафе «Минутка», что у метро Беляево, мы с другом взяли бутылку «Пшеничной» и попросили знакомую хозяйку сего заведения по имени Аза Алиевна выделить нам отдельные апартаменты в подсобке, т.к. пить в форме на людях не подобает офицерам милиции, приговорённых бороться с преступностью на железнодорожном транспорте. В процессе релаксации Валера сказал:
105
ЛОВД – Линейный отдел внутренних дел.
– Нет, Саня, это Арбузу не повезло.
– Во-во. Ещё мне рассказывали, что «транспортники» [106] бесплатно на поездах ездят.
– Вот-вот.
Через два дня, выбритый до синевы, отутюженный, в белой рубашке и галстуке я прибыл к начальнику ЛОВД «К–я» подполковнику Синявину Сергею Сергеевичу. Протянув ему предписание, я отрапортовал:
– Младший лейтенант милиции Селиверстов прибыл для прохождения дальнейшей службы в должности оперуполномоченного отдела уголовного розыска.
106
Сотрудники УВДТ (Управление внутренних дел на транспорте).
– Это хорошо, – заулыбался подполковник. – Оперов у нас не хватает. Значит, пока молодой, закрепляешься за старым опером подполковником Соколовым Никитой Макаровичем. Опытный сотрудник, здесь уже 15 лет служит. Многому научит. Он в кабинете № 29а сидит. Иди, знакомься.
– Есть.
– Да, – остановил меня у двери Синявин. – Ты учись у него не всему и не слишком рьяно. Иди.
В поисках указанного кабинета я бродил по второму этажу, но кабинет под номером 28А обнаружен не был. Кабинет N 28 был, и за его дверью раздавались голоса. Но «моего» кабинета не было. У вышедшей из туалета уборщицы со шваброй я поинтересовался местонахождением необходимого мне помещения:
– Так это в подвале, – проворковала пожилая женщина, указывая орудием своего труда вниз. – За дежуркой направо вниз, первый кабинет налево. Там на двери табличка.
«Странно», – удивился я такому расположению кабинетов и последовал по курсу, указанному уборщицей. На обитой дерматином старой двери неровно висела табличка «Старший оперуполномоченный УР Соколов Н.М.». Ниже висел лист бумаги, на котором кривым почерком было написано: «Никишов, ростовщик, можешь не заходить – долг отдам только с зарплаты и без процентов. Учти: стреляю без предупреждения».
Я тихо постучался, и не дождавшись ответа, вошёл в дверь. Передо мной открылась картина из какогото патриотического фильма времён СССР о становлении Советской милиции в каком-то небольшом городишке, где днём закон в руках власти, ночью в лапах контры. Стены обшарпаны, под самым потолком небольшое зарешеченное окошко, два маленьких стола, сейф и старый, изъеденный каким-то насекомым диван. Глаз мог порадовать лишь пожелтевший от времени висевший на стене календарь олимпийского 1980 года с изображением символа того спортивного мероприятия, которому какой-то остряк подрисовал погоны старшего сержанта. За столом сидел небольшого роста пожилой (для оперативной работы) мужик в джинсах и лёгком сером свитере, с морщинистым лицом и усталыми глазами, желтизна белков которых мне, как родственнику медика, говорила о сложном положении его печени.
– Разрешите? Как я могу видеть Соколова? – спросил я, хотя уже понял, что это именно он.
– Это я, – не отрываясь от заточки карандаша, тихо проговорил опер.
– Младший лейтенант милиции Селиверстов прибыл для…, – начал я громко, чётко докладывать своему наставнику изъеденную фразу.
– Тише, тише! Ты чего раскричался, – поумерил мой пыл Соколов. – Тебя как зовут, парубок?
– Александр… Александр Селиверстов.
– Значит, Саша, – констатировал старый опер и достал из-под стола наполовину наполненный водкой стакан. – Пей.
– Я на службе не пью, – ответил я, подумав: «Не прокатит ваша проверочка, товарищ старший оперуполномоченный».
– Свободен, – спокойно сказал мне Соколов и указал на дверь. – Не получится у нас работать вместе. Я Синявину скажу, чтобы закрепил тебя за другим наставником. Иди отсюда!
В кабинете установилась гробовая тишина. Из небольшого окошка доносились звуки вокзала, голоса диспетчеров и гудки локомотивов. Наставник углубился в процесс заточки канцелярского предмета. Ошарашенный таким подходом к службе и встрече молодого пополнения, я несколько секунд поколебавшись, схватил стакан и в несколько глотков осушил до дна.