Шрифт:
Я выстрелила, взяв чуть повыше его головы, и сказала:
— Оба руки на затылок! И выйти на свет! Шевелитесь!
Балчугин вздрогнул и поднял руки. Грузно ступая, он вышел на освещенное место и замер. Тишков присоединился к нему.
— А теперь ложитесь! — приказала я. — Лицом в снег и руки на затылок!
— Ну, это уже наглость! — пробасил Балчугин. — Ты вообще понимаешь, что делаешь? Нападение на представителей власти… С применением оружия… Знаешь, чем это пахнет?
Вместо ответа я выстрелила в его сторону. Услышав свист пули над ухом, Балчугин предпочел замолчать.
— Давай ляжем, Васильич! — сказал покладистый Тишков. — Она бешеная.
— Это тебе дорого обойдется! — с ненавистью пообещал мне Балчугин. Однако тут же медленно опустился на колени и с кряхтеньем перешел в положение лежа. Рядом улегся Тишков.
Они неподвижно лежали в желтой полосе света, скрестив пальцы на затылках, и терпеливо ждали. Вокруг тревожно гудел сосновый лес. Иногда из темной чащи доносился скрип соприкасающихся стволов, похожий на пронзительный крик раненого животного.
— И долго прикажете так лежать? — наконец подал голос Балчугин. — Не май месяц, девушка!
— Потерпите еще немного, — сказала я сочувственно. — Наверное, ваш друг уже скоро подъедет.
Глава 12
Мобильный телефон Башкирова опять зазвонил. Он нахмурился и прижал трубку к уху. Голос Старицкой вызвал у него приступ еле сдерживаемой досады.
— Я жду тебя уже целый час, — с упреком сказала она. — Куда ты пропал?
— У меня дела, — раздраженно ответил он.
— Не забывай, что эти дела касаются нас обоих, — быстро проговорила Старицкая. — Мне обязательно нужно тебя видеть! Это очень важно! Я не могу по телефону…
Башкиров закрыл глаза и медленно сосчитал до десяти. Потом сказал спокойным размеренным голосом:
— Именно сейчас мне нужно ехать в одно место. Я зайду к тебе попозже.
— Это не терпит отлагательств! — волнуясь, настаивала Старицкая. — Я тебя не обманываю!
— Ну ладно, — сдался Башкиров, — сейчас приеду. Приготовь мне выпить.
Он бросил на сиденье телефонную трубку и повернул ключ в замке зажигания. Служебная «Волга» сорвалась с места.
Башкиров был мрачен и раздражен. Весь день он ждал звонка Балчугина, но тот до сих пор не давал о себе знать. Вместо этого надоедала Старицкая, намекавшая на нечто важное.
Единственное, что ему удалось сегодня, это утрясти вопрос по поводу долга Борзого. Рыжий владелец «БМВ» сначала артачился и задирал нос, но в конце концов его удалось уговорить на разумную сумму. Заплатил, конечно, Башкиров, но сделка была оформлена нотариально, и Борзой поставил свою подпись. Теперь расплачиваться ему придется с Башкировым, но, поскольку денег у него нет, платой будет молчание.
Мера эта была весьма ненадежной — Башкиров прекрасно понимал это. И в дальнейшем с Борзым придется кончать. Но сейчас это невозможно. Сейчас это будет перебор. Тем более что в городе шастает эта подозрительная девчонка.
Башкиров был уверен, что ее появление здесь не случайно. Наверняка это работа господина Караваева, который метит на властное кресло. Это он хочет подгадить Гудкову, забыв о том, что домашние дела нужно решать дома, не вынося сор из избы. Кто забывает об этом, тот потом горько раскаивается.
Но теперь Караваев и сам замаран — пусть сначала отмоется. Это будет не так просто. А на крайний случай существуют и крайние средства. Он, Башкиров, не привязан ни к каким кабинетам. И капиталец у него собран солидный. Еще годок поработать — и можно, в случае чего, срываться на все четыре стороны, ищи ветра в поле. Но пока об этом думать рано — удача улыбается сильным.
За размышлениями Башкиров не заметил, как доехал до особняка Старицкой. Вспомнив ее просьбу не заходить с парадного входа, скрипнул зубами, но все-таки объехал дом с тыла и, сунув в карман мобильник, прошел в здание через черный ход.
В коридоре ему попалась домработница, испуганно, но доверчиво вытаращившая на него глаза.
— Где хозяйка? — небрежно спросил он, не останавливаясь.
— Наверху, — растерянно сказала женщина.
Башкиров взбежал по лестнице и громко крикнул:
— Любовь Ивановна! Ау!
Распахнулась дверь кабинета, и навстречу вышла Старицкая. На бледноватом лице ее были написаны тревога и робкая радость. Она была одета не по-домашнему — в строгое черное платье. Тонкая жемчужная нить перечеркивала длинную белую шею. Башкиров мимоходом коснулся губами ее щеки и протопал в кабинет. Там он бесцеремонно повалился в кресло, широко расставив ноги и швырнув на низкий столик шапку с кокардой.