Шрифт:
— На здоровье не жалуется, — ответила я, а затем, понизив голос, проговорила: — Представляете, на него недавно было покушение. Снайпер стрелял прямо через окно. Пуля попала в голову.
— Плохой, значит, снайпер, — вставил замечание Илюмжинов с малозаинтересованным видом. — Может просто хотели попугать?
— Не в обиду будет сказано, но Кострюк в организации покушения обвиняет вас. Он при мне следователю так и сказал, — заявила я Илюмжинову.
Илюмжинова нисколько не смутили мои слова.
— У него что, есть какие-то доказательства? — спросил он холодно.
— Я не знаю, — призналась я. — После этого мы с Кострюком распрощались.
— Ладно, что вы там принесли? Давайте, поразите меня, — улыбнулся Илюмжинов.
Я дала ему икону. Он бегло осмотрел ее и положил на стол со словами «занятная вещица».
— Вы, наверно, происходите из знатного грузинского рода, коли у вашей бабушки имеются такие штуки? — спросил он, не спуская с меня глаз.
— Если честно, то я даже не знаю, не интересовалась, — соврала я, пряча ободранные руки. Мой отец русский. Ездил в Тбилиси в командировку и привез оттуда мою мать. Иконы мне прислали по почте в посылке уже после смерти бабушки ее родственники. Они выполняли последнюю волю умершей.
— Как фамилия вашей мамы до замужества? — спросил Илюмжинов, мягко улыбаясь.
— Нона Гегешидзе, — сымпровизировала я, как могла.
— Я вроде слышал эту фамилию, — задумчиво произнес Илюмжинов. — Скажите, а почему Кострюк не купил вашу икону?
— Он не не купил, — возразила я. — Он предложил мне пятьсот долларов, а я сказала, что подумаю до завтра над его предложением. Салов вообще предложил восемьсот, но после какой-то экспертизы, я потребовала с него расписку, а он раскричался и выгнал меня.
— Хитрый жук, — рассмеялся Илюмжинов. — А Кострюк тоже хорош, нечего сказать.
Я неуверенно улыбнулась, не зная, что тут добавить.
— Извините меня. Я должен был позвонить и совсем позабыл, — хлопнул себя по лбу Илюмжинов. — Оставлю вас на минутку. — Взяв со столика телефон, он ушел на кухню. Я на цыпочках прокралась за ним и притаилась за аркой в гостинную. Илюмжинов говорил очень тихо, но я улавливала некоторые слова. — Приезжайте… Вдвоем… выйдет из моего подъезда, темно-каштановые волосы, серые брюки, белая кофточка с рукавами, симпатичная.
Я быстро прокралась обратно к дивану, а через несколько минут вернулся хозяин квартиры. Блистая голливудской улыбкой, он в непринужденной манере повел разговор о мастерстве грузинских художников. Я из вежливости делала вид, что мне очень интересно.
— Как я понял, у вас имеется не одна икона, а несколько? — осторожно спросил Илюмжинов.
— Да, четыре штуки, — соврала я, — лежат у меня дома. Еще красивое ожерелье с бирюзой.
— Очень интересно, очень, — он встал, подошел к окну гостиной, которое выходит во двор, постоял немного и вернулся на диван.
— И сколько вот эта икона стоит? — спросила я. — Сама-то я не разбираюсь, одна надежда на вашу порядочность.
— Ваша икона — подделка, и цена ей рублей пятьсот, — сказал Илюмжинов с сожалением, — извините, но это правда. Не советую ее больше никому предлагать, чтобы вас не приняли за мошенницу. Мне она, в общем-то, не нужна, однако, чтобы вас как-то ободрить, я готов дать вам триста рублей.
— Нет, спасибо, — подавленно пробормотала я, — оставлю икону себе, как память о бабушке.
— Как хотите, ваша воля, — пожал плечами Илюмжинов, протянул мне икону, — забирайте и до свидания. Извините, но мне надо работать.
Изображая, что расстроена, я приблизилась к окну и невзначай выглянула на улицу.
— Какой хороший вид у вас из окна, — заметила я. — Хотела бы я жить в квартире с таким видом.
Илюмжинов сказал, что не сомневается в этом, и, взяв меня под локоть, повел к двери, призывая не расстраиваться. — Возможно, остальные ваши вещи окажутся подлинными, непременно заезжайте ко мне через денек-другой.
Я же думала о крепких парнях, поджидавших меня у подъезда. Они явно скучали, подпирая серебристую «Шеви-Шеву», навороченную до невозможности.
Дверь захлопнулась за мной, я вызвала лифт, но вместо того, чтобы спуститься, поднялась на самый верх. Вскрыв простенький резной замок, я через служебное помещение вышла на крышу. Илюмжинов проживал в среднем подъезде двенадцатиподъездного дома, имевшего форму буквы Х. Я дошла до первого подъезда, вскрыла замок на другой двери, а потом спустилась вниз. Парни Илюмжинова напряженно ждали моего появления на том же месте у шестого подъезда. Я быстро прошла вдоль стены и свернула за угол. Вроде бы мой маневр прошел незамеченным. По крайней мере, я надеялась на это.