– Ну вот, – протянул мне новоиспечённый цирюльник вперёд рукоятью засапожный нож, – готово дело.

– Хорошо, – оценил я гладко выбритую голову-доказательство. – Теперь возьми его кастет и сделай на месте лица кашу. Я хочу, чтобы кости были вмяты внутрь, а глаза порваны. Всё понятно?

– Да, – неуверенно кивнул мой перевербованный агент и, глянув на меня, добавил решительнее: – Всё понял.

Вооружённый кастетом кулак завис над мёртвым лицом и резко опустился. Сломанный нос влажно хрустнул. Следующий удар раскрошил зубы. Верхняя челюсть треснула и ввалилась под третьим. Четвёртый – раздробил скулу. Удары сыпались всё чаще и чаще, ломая кости лица, сдирая кожу и мясо. Наконец мой помощник с чавканьем вынул кулак из кровавого месива и стряхнул ошмётки.

– Вроде готово, – прохрипел он, утирая взмокший и забрызганный кровью лоб.

– Дьявол. Да ты настоящий художник. Не будь я уверен, что жив, всплакнул бы на собственных похоронах. Теперь отрежь её, – бросил я «художнику» «НР-2».

– Бля…

– Нехорошо?

– Что-то на желудке тяжко.

– Тебе недостаёт практики. Режь. Сильнее надавливай, ну же. Это не яблочный пирог. Тут пилой пройдись. Ниже бери, в позвонок упёрся. Раздели их. Вот так. В первый раз, что ли?

– Да пошёл ты…

Авторитет скорчился, сотрясаемый рвотными спазмами. Утёрся рукавом и продолжил.

– Держи, – катнул он наконец мне к ногам отрезанную безлицую голову.

– Оставь себе, пригодится.

– Ах да…

– И нож оставь. На клинке моё имя. Подарок жены. Передашь Ткачу вместе с головой. Надеюсь, это укрепит его веру.

– Жены? – усмехнулся авторитет.

– Чертовски жаль с ним расставаться, но я надеюсь его вернуть.

Человек по сути своей – животное, и ни умение читать правильные книжки, ни тупое следование своду правил, утвержденных некогда хитрожопыми любителями пожить за чужой счет, ни на миллиметр не отдаляет его от инстинктов, заложенных матушкой природой: много и вкусно хавать, отъебать самую красивую самку, сожрать самых сильных самцов в округе и нагнуть всех оставшихся, согнав их в послушное стадо, построить самую большую берлогу, заиметь самую большую пушку и наплодить столько потомства, сколько сможет выпростать та самая самка и сколько сможет вместить та самая берлога. А возможно, и больше.

Дядя Степан уверенно двигался в этом направлении. Судя по словам мелкой прошмандовки, что уплетала напротив меня размоченную в кипятке галету, её проблемная родня проживала в деревне Чашкинцы, что в шести километрах на северо-восток от города. Сама она помнила только это и ещё то, что мясная лавка дяди отоваривала ливером сомнительного происхождения березниковский люд в двух кварталах к востоку от бывшего городского парка с огромным завалившимся колесом обозрения по центру. Туда я и направился спозаранку.

Владения Стёпы-Хряка, прозванного так то ли за экстерьер, то ли за своё свинское отношение к окружающим, занимали целиком первый этаж третьего подъезда грязно-коричневой пятиэтажки, увенчанной двускатной крышей, давно не спасавшей ни от дождя, ни от снега. Впрочем, вряд ли удастся найти такого ебанутого на всю голову, что решится хотя бы переночевать в этом и соседних домах. Если сам магазин был сух, чист, уютен, обитаем и непрошибаем, то соседние подъезды, верхние этажи и прочие строения окрест мало отличались от заброшенных пятиэтажек моего родного Арзамаса и прочих городов, в которых я превратил в мясо с кровью не одну сотню прямоходящих, но плохо соображающих особей.

При мысли о бифштексе, при нажатии на который ножом выступает алый сок, я сглотнул. С утра лишь одинокая галета нашла свою смерть на дне моего желудка, поэтому я был зол, да и время поджимало. Ткач мог не сегодня-завтра покинуть город, даже несмотря на известие о моей «смерти». Так что в сегодняшних моих планах была вылазка не только в мясную, но и во все оружейные лавки славного города Березники. Вряд ли Лёха рванул по одному ему известному маршруту, не обновив свою покоцанную рекой снарягу. А значит, есть шанс узнать что-то новое о моём заклятом друге.

Не тратя время на затяжные обходные маневры и долгие задушевные беседы, я схватил за плечо пытавшегося прошмыгнуть мимо меня тощего мужичка с носом характерного фиолетового цвета.

– А что, по средам у вас в городе наливают?

– Так ить и по средам, и по пятницам, тока места надо знать. – Прощелыга подобрал свалившуюся с головы от резкой остановки шапку и улыбнулся во все свои три зуба.

– Это вон там, что ли? – кивнул я в сторону узких запотевших окон.

– Не-е-е. Там Хряк, мясной лавкой заправляет.