– Смотрите! – вскрикнула Урнэ, протягивая для всеобщего обозрения лежащий на ладони шарообразный камень.

– Хм, – взял его Ткач. – Тут кровь. Похоже, именно этим камушком наш мишка и прихлопнул бабёнку. Да, чудные дела твои, господи.

На камне действительно были следы крови. Да и сам камень сильно напоминал ядро, тщательно обработанное для использования в неведомом метательном орудии.

– Праща? – высказал я предположение, усомнившись в верности ранее озвученной мной гипотезы.

– Даже не знаю, – издевательски протянул Ткач, осматривая находку. – Может статься, этот камень образовался в медвежьих почках и был с трудом выссан, что в свою очередь объясняет наличие крови на нём. Годится версия?

– Да, забавная. Продолжай.

– Ну, исходя из вышеизложенного, нам бы следовало привязать одну ездовую к дереву. А когда медведь вернётся, чтобы снова поссать перед ней почечными камнями, как он это любит, пристрелим его. И никакого больше беспокойства.

– Молодец. Так и сделаем.

– Что?!

– Только привязывать не будем. Слишком очевидно. К ночи устроим засидку на дереве и выпустим одну бабёнку попастись рядышком. Тогда и узнаем, что тут за зверь пасётся.

– А куда остальных денем?

– Кого?

– Баб. Их же четверо. Сами на дерево залезем. А их что, в снег зарыть?

– Да, незадача, – глянул я на бледную, раскрывшую в беззвучном вопросе рот Урнэ. – Придётся вас всех к делу приобщать.

– Нет, – выдавила она наконец. – Нет-нет-нет, пожалуйста.

– Ну-ну, спокойно. Вы же будете под надёжным прикрытием.

– Они убьют нас, – кинулась Урнэ мне в ноги, заливаясь слезами. – Всех убьют!

– Не обсуждается. Встань и утрись. Напугаешь своих товарок – шансов выжить у вас станет совсем мало. А так – они весьма недурны. Шансы, разумеется. Всё, сворачиваем лагерь. Пора выдвигаться навстречу новому дню, чтоб его…

С помощью моего ножа и кожаных шнурков наши плоскорылые подруги довольно споро соорудили волокуши из жердей и прутьев, погрузили на них уцелевшие пожитки, после чего вся честная компания позавтракала и двинулась на восток.

Несмотря на потерю большей части груза, наша скорость заметно понизилась. Волокуши – не сани, да и тянуть их могут только двое, хотя и посменно. Перспектива лишиться ездовых и тащить всю эту тряхомудию самостоятельно мне совершенно не нравилась, и я даже начал подумывать – а не заменить ли наших четырёх живцов Красавчиком. Но потом вспомнил, что баб в лесу один чёрт не спрячешь, и смирился. К тому же Красавчика, если что, можно запрячь. Да и жалко его – на приманку-то. Как-никак давно с ним знакомы, не чета Урнэ, хоть та и посимпатичней.

Дневной переход завершился без эксцессов. Шли в основном по лесу, который теперь редко сменялся прогалинами. К вечеру наши северные красавицы умаялись так, что от утреннего беспокойства не осталось и следа. Вполне допускаю, что они приняли бы смерть как избавление. Но сохранить такой продуктивный настрой до ночи не удалось. Пока мы с Ткачом сооружали засидку, наш не соображающий от усталости гарем успел отдохнуть и занять свои головы деструктивными мыслями о скорой, неминуемой и совсем уже нежелательной смерти. Это вылилось в нытьё, слёзы и робкие попытки бегства. Так что пришлось позволить Красавчику слегка пожевать одну из смутьянок – другим в назидание.

Когда засидка была наконец готова, а мы кое-как уселись, я дал команду Урнэ разводить огонь и жарить оставшуюся рыбу. Вскоре пустующий с утра желудок начал жалобно урчать, томимый идущим снизу аппетитным ароматом.

– Твою мать, – проскрипел Ткач спустя полчаса этой изощрённой пытки. – Ещё немного, и я их сожру. Какого хера мы вообще делаем? А если не придёт никто, до утра будем сидеть?

– Заткнись.

– К тому же я ни черта не вижу. Куда стрелять-то? Наугад?

– Блядь. Как с тобой тяжело. Совсем слепой, что ли?

– Это всё из-за сраного костра. Пусть потушат.

– Нельзя. Огонь должен привлечь их. Огонь и запах.

– Надо было хоть одну самим съесть. А так все задарма пропадут.

– Ты пересмотрел отношение к каннибализму?

– Я про рыбу, больной ублюдок.

– Ничего, скоро это у тебя пройдёт.

– Что пройдёт?

– Наивная вера в собственную человечность. Скольких ты убил, Ткач?

– Я уже говорил – не считаю.

– Не считаешь… Да всех и не упомнить, наверное?