Гудериан стоял на ступеньках Рейхсканцелярии и курил. Нервно. Слегка дрожащими руками.

«Ну вот и все» – пронеслось у него в голове. Гитлер, Геринг, Гиммлер и большая часть партийной верхушки НСДАП лежала сейчас в холе этого здания с аккуратными пулевыми отверстиями в головах. А специалисты Мюллера хлопотали над ними, оформляя и документируя все вплоть до мельчайшей подробности. Да и вообще по всему Берлину шел кавардак – арест партийного руководства…

Он блуждал каким-то пустым и отрешенным взглядом по стоящим возле Рейхсканцелярии танки, развороченную проезжую часть, две «коробочки», дымящиеся на углу, разбитые зенитки. Вступившие в бой с частями его корпуса и прочие разрушения. Смотрел и не верил в то, что это все – дело его рук. Хотелось забыться, но он не мог. Не имел права бросать своих людей даже на непродолжительное время без руководства. Слишком все стало неспокойно.

– Хайнц, – окрикнули его со спины. Он обернулся и встретился со спокойным и абсолютно невозмутимым взглядом Мюллера. – Вы в порядке? Признаться, я до сих пор не очень верю в то, что вы… мы смогли это сделать. Как?

– Они сами виноваты, – нехотя ответил Гудериан.

– И все же, – чуть улыбнувшись, продолжил Мюллер. – Я вижу, что вы сорвались. Привести танки в Берлин да еще так нагло… рискованно. Чем эти покойники вас так зацепили?

– Я лично прибыл в первый танковый корпус, что собирались бросить в основание русского клина. Мы должны были прорывать заслоны в основании клина, пехота входит за нами и занимает оборону. Однако за несколько часов до начала операции выясняется, что обе пехотные дивизии сняли с позиций и бросили в совершенно другом направлении. Я незамедлительно связался со Ставкой и, к моему удивлению, Гитлер лично мне подтвердил приказ.

– Так вы отказались выполнять бредни этого психопата?

– Отчего же? Приказ и боевую задачу мне подтвердили. Да, все это напоминало самоубийство, однако, я давал присягу и должен был сражаться. Даже несмотря на то, что нас бросали откровенно на убой.

– Что же тогда?

– Через полчаса мне позвонили и сообщили, что мой сын был задержан фельдполицией. Я сильно разволновался, и собрался было звонить начальнику местного ведомства этих красавцев, как меня срочно соединили с Кейтелем. Так вот. Этот с позволения сказать офицер сообщил, что мой сын взят в заложники и если я попытаюсь сдать танковый корпус русским или не выполню задачу, его расстреляют. Это и стало последней каплей… – Покачал Гудериан. – Вот и пришлось срочно организовывать офицерское собрание и рассказывать о том, что нас предали….

– Вы только перед собранием офицеров выступали?

– Если бы. Пришлось беседовать с личным составом экипажей, а потом вязать противников. К счастью, их оказалось немного. Люди прониклись и доверились мне. Одного не могу понять, как этот бесноватый урод вообще додумался до такой гадости?

– Никак. Эта выходка была личной инициативной Кейтеля. Ему нужно было, чтобы вы бросили войска и рванули в Берлин выяснять отношения.

– Откуда вам это стало известно? – Подозрительно прищурился Гудериан. – Я ведь лично всадил пулю в лоб этому…

– Мы допросили его людей, – усмехнулся Мюллер. – Они даже вам безымянную могилку подготовили. Он рассчитывал на то, что вы не спустите такой наглости прибежите скандалить с Гитлером. Его люди должны были вас перехватить. Никто ведь не ожидал, что вы развернете на Берлин танковый корпус.

– Они хотели самоубийственного наступления – они его получили, – зло скривился генерал.

– Согласен, – кивнул Мюллер. – Последние дни в Берлине уровень сумасшествия просто зашкаливает. Мало уже кто верил в слова Геббельса о скорой победе. Вот и дергались те, кому ничего не светило после падения режима. Вы даже не представляете, сколько мне пришлось задержать «самых умных». Все камеры чудесными гениями забиты. Ради такого дела я даже часть уголовников-рецидивистов приказал расстрелять, чтобы освободить места.

– Выслуживаетесь? – Усмехнулся Хайнц.

– Не с пустыми же мне руками знакомиться с… хм… товарищем Сталиным, – произнес Мюллер с ехидной усмешкой.

– Да я все понимаю, – тяжело вздохнул Гудериан. – Думаете, я сам всему этому рад?

– Не знаю, – пожал плечами руководитель гестапо. – Но вы ведь повернули свои танки на Берлин. Впрочем, к этому давно все шло.

– Почему?

– Все произошедшее с вами было обычной провокацией. Правда, Кейтель полагал, что вы лично прибежите к Гитлеру вытаскивать сына, который, к слову, был недалеко от места службы и давал показания как свидетель. Это все нужно было для вашей дискредитации в глазах фюрера. Да и вообще – вряд ли бы после этого вышли из Берлина.

– Откуда у вас эти сведения?

– Опросил людей Кейтеля. Что? Расстроились?

– Да нет, если честно. Ожидаемо. Он давно под меня копал. Не понятно только зачем он сейчас решил сводить счеты. Ведь моя жизнь могла отсрочить его гибель.

– Вряд ли. Кейтель планировал вместе с Гитлером и руководством Рейха отступать до Нормандии, после чего покинуть Рейх и продолжить сражаться с русскими в изгнании. Вас же, как и других его оппонентов и политических противников он просто хотел устранить, пользуясь суматохой. Кое-кого даже успел. И поверьте, вход танкового корпуса в Берлин стал для него шоком.