– Вот как? Хм. Но все-таки, почему вы взялись за реакторы? Столь могущественные боеприпасы можно было бы использовать и для политики сдерживания. Вряд ли американцы решатся на применение такого оружия, зная, что получат той же монетой.

– Потому что, это куда более интересное направление. Ядерный реактор позволит создать тяжелые корабли с практически неограниченной дальностью хода и очень солидным водоизмещением. Что как раз прекрасно сочетается с предстоящей грандиозной морской программой. В том числе и гигантские подводные лодки, предназначенные для постоянного хождения под водой, вплоть до кругосветных походов в глубине океанов. Это совершенно иной уровень технологий, открывающий перед нами новые возможности. Или, например, могучие сверхтяжелые ледоколы для Арктики. А бомбы… да ну, глупости. Зачем заражать планету губительной радиацией? Ее потом вывести будет крайне сложно. Мы и без них вполне обойдемся. По городам, в случае чего, можно применять мощные и сверхмощные боеприпасы объемного взрыва, над которыми мы уже практически закончили работать. От них хотя бы заразы никакой нет, а по разрушительности мало уступают малым ядерным зарядам.

– Вы не боитесь, что американцы не будут столь щепетильны в вопросах загрязнения планеты? Кроме того, когда мы их загоним в угол, о каком благоразумии можно будет говорить? Они могут банально психануть.

– Боимся. Но даже если они решатся на такие глупости, то ядерные взрывы вряд ли станут массовыми.

– Будем надеяться. То, что я читал о ядерном оружии, мне совсем не понравилось.

– Очень гадкая штука… – кивнул Тухачевский, продолжая наблюдать за меловыми горами Дувра.

Президент нервно выстукивал пальцами по столу какой-то заунывный мотив, напоминающий похоронный марш, раздраженно смотря на свою команду, от чего, в кабинете прямо-таки кожей чувствовалась гнетущая обстановка, буквально мешающая дышать. Но все оставались на своих местах, сохраняя внешнее спокойствие.

– Докладывайте уже, – буркнул Рузвельт, бросив хмурый взгляд на министра иностранных дел.

– Позавчера в Германии завершились переговоры между Москвой и Берлином. Их итогом стало подписание договора о создании нового союзного государства. Сегодня утром этот договор был ратифицирован в Советском Союзе. Через три часа должно состояться рассмотрение этого же вопроса в Германии. И нет никаких оснований считать, что итог будет иным. Как вы понимаете, это все очень плохо.

– А то мы не догадались, – съязвил Рузвельт. – Слухи о выборах подтвердились?

– Полностью. После ратификации договора Берлином будет создана комиссия по подготовке и проведению выборов в парламент и на пост президента.

– Какие сроки?

– Планируют все завершить в декабре этого года.

– То есть, никаких активных действий до начала следующего года от них мы можем не ожидать?

– Есть все основания так считать. Я бы даже сказал, что до лета сорок третьего, а то и до осени. Им банально будет не до нас. По крайней мере, если мы сами не напомним о себе.

– Вы уже консультировались с представителями Конфедерации по поводу прекращения войны?

– Пока они заявляют о том, что примут на себя все международные обязательства всех своих членов. А это значит, что и состояние войны с нами тоже. Ведь мира никто не заключал.

– Это понятно. Они готовы его заключить?

– Вряд ли. У Конфедерации к нам очень большие претензии. Нас прямо обвинили в развязывании мировой войны и гибели двух миллионов человек. Они выдвинули ряд требований для заключения мирного договора. Во-первых, это выдача всех виновных в подготовке войны. Грубо говоря – мы должны передать международному трибуналу очень многих влиятельных людей, что, как вы понимаете, неприемлемо. Во-вторых, полная компенсация нами материального и морального ущерба странам-участницам. В частности, выплата пожизненных пенсий семьям, потерявшим кого-то ранеными или убитыми. Военные пенсии для всех участников. Пенсии по инвалидности. Оплата лечения. Возмещение полной стоимости всех разрушенных объектов и упущенной прибыли. И так далее. Там просто астрономическая сумма набирается. И если мы согласимся ее выплачивать, то окажемся в положении еще худшем, чем Германия в двадцатые годы.

– Они с ума сошли?!

– Это еще не все, сэр. – Усмехнулся министр иностранных дел. – Третьим пунктом их требований стало введения ограничения на стратегические виды вооружения. В частности, мы сможем иметь не более трех линейных кораблей и не более одного авианосца. Ну и далее по списку. Грубо говоря, защищаться оставшимися силами мы сможем только от пиратов. Кроме того, мы будем обязаны полностью прекратить ядерную программу, законсервировать все урановые рудники и передать Конфедерации весь наличный уран.

– Хм. Скромняги.

– Вы правы, сэр. С англичанами они поступили еще жестче. Например, настояв на том, что тем запрещается иметь любые гражданские корабли больше двадцати тысяч тонн водоизмещения. Королевский флот так и вообще полностью должен быть распущен, так как они настаивают на том, чтобы англичанам запретить иметь корабли крупнее легких сторожевиков. Также, они потребовали от Туманного Альбиона фактически отказаться от большей части своих колоний.

– Получается, что Конфедерация специально озвучила требования, которые ни мы, ни англичане выполнить не можем?