— Даю два, — безапелляционно произнесла колдунья. — Не соберешь — пожалеешь. В условленное место приедешь одна.

— Нет, — бросила я.

— Что за «нет»! — рявкнула колдунья. — Зубы за «нет», я сказала — одна!

— Я боюсь, — захныкала я. — Можно хотя бы сестру с собой возьму. Одна я по-любому не поеду. У меня руки дрожат, даже машину не могу вести.

Колдунья на некоторое время задумалась, потом зло бросила:

— Ладно, бери, но если еще кто будет или я вдруг увижу вместо сестры твоего мужа, вам жопа.

— Да, я все поняла, — заверила я.

Связь прервалась.

— Что она? — спросила испуганно Светлана.

— Ничего особенного, — ответила я. — Пятьсот тысяч через два часа вы должны доставить в условленное место. Никакой милиции.

— Что делать? — Голос Светланы дрогнул. — Я не смогу достать таких денег так быстро. Эта налоговая проверка, счета арестованы. Сплошной кошмар. За два часа даже не успеешь машину быстро продать, да и денег все равно не хватит. У меня все деньги вложены в развитие предприятия. Господи, что же делать?

— Едем в типографию, — ответила я, просчитав возможные варианты. — Там у меня есть знакомые, которые помогут.

— Владелец ваш друг? — предположила Светлана.

— Нет, я знаю там наборщика, дядя Федя зовут, — улыбнулась я.

Недоумевая, откуда простой наборщик может взять пятьсот тысяч, Светлана поплелась за мной к машине.

За руль «Шевроле» села я. Светлана была слишком взвинченна, чтобы вести машину.

— Мне в данный момент срочно нужно десять тысяч тысячерублевыми купюрами, — сообщила я, выруливая от магазина.

— Не понимаю, зачем вам десять тысяч, когда нужно пятьсот, — с раздражением проворчала Светлана. Она достала из сумочки бумажник и отсчитала столько, сколько было нужно. — Вот, возьмите. Может, все-таки объясните.

— Я превращу эти десять тысяч в пятьсот, — пообещала я с серьезным видом.

— Только смотрите, чтобы нас потом не посадили за ваши чудеса, — буркнула Светлана, с опаской поглядывая на меня. — Я бы никогда не решилась печатать деньги!

— Никто не собирается ничего печатать, — успокоила я ее.

Дядя Федя, худой старик лет под семьдесят, в телогрейке, накинутой поверх грязной темно-синей блузы, вышел из ворот типографии нам навстречу, докуривая маленький хабарик. Обжигая пальцы, дядя Федя уронил практически истлевший бычок на землю и растоптал носком ботинка.

— Опять, что ли, деньги понадобились?

— Да, дядя Федя, без тебя как без рук, — улыбнулась я старику. — Нарежь нам пять пачек под тысячерублевки.

— Чего так мало-то, даже мараться не хочется, — проворчал старик. — Давай я тебе пачек двадцать сделаю, еще и скину с каждой рубль.

— Давай, к черту, режь, — выпалила я, посмотрев на часы, — единственное условие: надо уложиться в сорок минут.

— Я могу и сорок нарезать, — пробубнил старик.

— Не надо сорок, дядя Федя, — взмолилась я, подталкивая его и Светлану к проходной. — Пойдемте, пойдемте, время не ждет.

К каждой пачке резаной на пресс-ножницах бумаги дядя Федя приложил госзнаковскую бумажную ленту и клей, а потом еще помог запечатывать.

— Остальные не надо запечатывать, пяти достаточно, — остановила я старика после того, как он запечатал пять пачек. — Эти оставишь, я заберу их в следующий раз.

— Да я быстро их сейчас заклею, — заволновался наборщик.

— Не надо, — твердо сказала я, протягивая сто рублей — плату за двадцать пачек резаной бумаги, из которых забрала лишь пять.

— Не надо так не надо, — с радостным видом дядя Федя выхватил купюру. Рядом появились еще двое рабочих типографии.

— Что, дядя Федя, снова деньги нарезаешь, а мы вот на тебя настучим, если пузырь не поставишь, — заявил молодой, похожий на цыгана парень с черными кудрявыми волосами.

— Я вам настучу, — погрозил старик кулаком, — так настучу, что враз побежите портки менять.

Запихнув пачки в объемную сумочку Светланы, мы отбыли из типографии. В машине по пути домой Лисовская спросила:

— А этот дядя Федя, он что, ваш родственник?

— Нет, просто помогал в нескольких делах, — ответила я. — Его все дядей называют, такое обращение.

Светлана с тревогой посмотрела на часы:

— А мы успеем?

— Успеем, — заверила я. — Еще целых пятьдесят минут, куча времени.

— Евгения Максимовна, если честно, я до сих пор не поняла, в чем состоит ваш план, — сказала она, закуривая сигарету и протягивая мне открытую пачку.