А Менделеев пожевал губами, глядит на меня и с улыбочкой говорит: «Эк угораздило вас, подполковник (я тогда подполковником был), появиться на свет этакой стокилограммовой глыбой! Да и господа из Русского технического общества тоже хороши! Что бы им прислать пилота весом килограмм в пятьдесят. Ну что ж, делать нечего… вылезайте, господин подполковник». Я послушно вылез. И что же? Менделеев полетел один. Полетел и полетел в свинцовые тучи… Произвел все научные наблюдения и преблагополучно приземлился. О чем это говорит, господин поручик?

— О великой силе духа русского ученого! — ответил Петр Николаевич, потрясенный смелостью Менделеева.

— Да! Но и о другом: о безопасности, сравнительной, разумеется, полета на воздушном шаре. Черта с два полетел бы Менделеев на этой вашей летающей гильотине — аэроплане!

Петр Николаевич грустно усмехнулся:

— Летающая гильотина! Слабонервного человека можно запугать подобным названием. И вам, ваше превосходительство, была бы благодарна Россия, зови вы молодых людей оседлать строптивого, необъезженного небесного коня — аэроплан. Вас любят, ваше превосходительство, к вам прислушиваются, на ваш зов отзовутся.

Кованько собрал в трубочку толстые губы, потом шумно вздохнул и сказал обиженно:

— Поучаешь, отрок. Старика поучаешь. Нехорошая черта. Рано указательным перстом перед носом моим помахиваешь, рано, отрок. Своего мнения об аэроплане я не изменю!

Он помолчал, зная наперед, что обида скоро уляжется, и продолжал уже тихо и спокойно, возвратив Нестерову чертежи:

— Стало быть, решено: я отдам приказ о зачислении тебя в офицерскую воздухоплавательную школу.

— Благодарю, ваше превосходительство! Но… я стремлюсь к обучению полетам на аэроплане. И хотел прибегнуть к вашей помощи в рассмотрении проекта аэроплана моей конструкции.

Кованько встал. Поднялся и Петр Николаевич.

— Вот что: дай мне чертежи, я покажу их инженер-генералу Александрову и замолвлю за тебя словечко, раз уж ты такой настойчивый. А на воздушном шаре полетай. Понюхай, как пахнут тучи, повоюй с ветром. Аэроплан не волк, в лес не убежит. К тому же я командую только воздухоплавательной школою. Да-а… Может, и ты полюбишь шарик, как я его люблю…

«Упрямый, обидчивый, но доброй и чистой души человек!» — с восхищением думал Петр Николаевич, выходя из кабинета генерала Кованько.

Петр Николаевич прямо от Кованько пошел на почтамт и написал письмо в Нижний Новгород.

«Мама! Наденька! Мечта моя близка к осуществлению. Я назначен в офицерскую воздухоплавательную школу. В моменты неудач, когда, казалось, все рухнуло, я не предавался унынию и отчаянию. Напротив, какая-то особенная энергия рождалась в душе и каждая постигшая меня неудача всегда давала мне новые силы… Я готов отдать жизнь ради скорейшего достижения заветной мечты. Можете поверить, что делаю это от всего сердца.

Милые! Целую вас крепко и много, много раз, а Маргариточку и того больше!.. Наденька, родная моя, скоро ли ты принесешь нам Илью Муромца?..»

После трехмесячного теоретического курса начались полеты на воздушном шаре. Сначала Петр Николаевич летал с инструктором, а потом один. Он учился находить теплые мощные потоки воздуха, поднимавшие шар все выше и выше. В такие минуты воздушный шар напоминал Петру Николаевичу планер.

«Эх, Петра Петровича бы сюда! Поглядел бы он, как я тут с ветром и с тучами воюю…

Петр Николаевич усмехнулся: «Далеко мне до буревестника!..»

Свободный полет на воздушном шаре был, конечно, интересней, чем неподвижное «торчанье в небе» на привязном аэростате. Но все-таки известная скованность была и здесь. Приходилось долго искать благоприятные воздушные потоки, надоедала изнурительная и часто безуспешная возня с балластом.

«На аэроплан бы мне пересесть… К нему и только к нему душа лежит».

И грезилось Петру Николаевичу: вот он подходит к самолету, садится за управление. Солдаты держат крылья. Он заводит мотор, солдаты разбегаются и машина уносит его в небо. Дыбятся сопки, на вывернутую мехом наружу романовскую шубу походит лесистый Русский остров, голубым полукругом врезалась в сушу бухта Золотой Рог, точно глядит город в окошко на седые от вечной дымки просторы Тихого океана.

«Это будет, — шепчет Петр Николаевич. — Будет! Я окончу школу летчиков и вернусь на Дальний Восток. Там все иное — и небо, и земля, и море…»