Шрифт:
Петр Николаевич обошел все залы ожидания, ища Наденьку. Нет, все чужие, незнакомые лица.
Вдруг кто-то окликнул его. Петр Николаевич обернулся и увидал Яцука с женой. Он подошел к ним, поцеловал руку Анны Сергеевны.
— Кого вы здесь потеряли, господин поручик? Или у вас встреча тет-а-тет? — игриво спросила Анна Сергеевна.
— Позавчера жена с детьми выехала из Нижнего Новгорода. И вот нет их еще, — мрачно ответил Нестеров.
— Уже третьи сутки как из Москвы нет поезда. За-бас-тов-ка! — неожиданно высоким и злым голосом проговорил Яцук.
— Ожидают со дня на день окончания забастовки, — грустно произнесла Анна Сергеевна. — Мамо моя с ума сойдет от тревоги. Представьте, она уже несколько дней и ночей сидит в Москве на вокзале.
— Такого никогда в России не бывало! — скрипнул зубами Петр Николаевич.
— Никогда! — горячо подхватил Яцук, однако продолжал вполголоса: — Сейчас народ почитывает тайные прокламации, слушает на митингах социал-демократов, анархистов. Искры летят и летят, а кругом горы пороху, и, бог весть, во что это выльется. Давеча я слушал одного такого — анархиста. Плечи саженные, глаза разбойные, голова вихрастая, а голос — что иерихонская труба: «Николай Гаврилович Чернышевский полвека назад писал Герцену: „Зовите Русь к топору!“ Тогда не пришло еще для этого время. Теперь мы говорим: роковой час наступил. К топору, Русь! К топору!»
— И никто не оттащил его за вихры? — все больше мрачнея, спросил Петр Николаевич.
— Что вы! Аплодировали! — возмущенно вскричал Яцук. — Топор — национальное оружие русского, как у испанца наваха, или у грузина кинжал.
— Будет вам! — всполошилась Анна Сергеевна. — Вы тут сами митинг открыли. Вы где остановились, Петр Николаевич?
— Нигде. Коня пристроил у коменданта.
— Так вы — на лошади? Из Гатчино? — удивился Яцук.
Нестеров кивнул.
— Горяч! — восхищенно протянула Анна Сергеевна. — Мы вас теперь не выпустим. Пойдемте к нам. А завтра все вместе — снова на вокзал.
— Да, да! Я недавно принял участие в работе Второго воздухоплавательного съезда. Он был созван в Москве. Очень много любопытного. Особенно для вас!
В глазах Яцука блеснул хитренький огонек: он знал, чем можно завлечь Нестерова.
— Простите, — сказал Петр Николаевич. — Я еще раз обойду залы… Может быть, они здесь…
— Да нет же, чудак-человек! — засмеялся Яцук. — Здесь одни транзитные пассажиры, которые пережидают забастовку, как тропический дождь.
Анна Сергеевна взяла мужчин под руку и они прошлись по всем залам.
— Теперь ведите меня к себе. Чай пить, — глухо сказал Петр Николаевич. Его знобило. Кружилась голова. Хотелось скорее расстаться с этой постылой ночью. «Может быть, завтра придет поезд? Может быть…»
По дороге Яцук рассказывал о работе съезда, о жарких спорах ученых по вопросу автоматической устойчивости аэропланов. Петр Николаевич плохо слушал: думою он был в Москве, на вокзале, с Наденькой и детьми…
Анна Сергеевна напоила гостя чаем с малиновым вареньем, постелила постель в кабинете мужа и строго распорядилась:
— Спать! А не то вы завтра расклеитесь.
Петр Николаевич поблагодарил, поцеловал руку Анне Сергеевне и прошел с хозяином в кабинет.
— Извините меня, дорогой Николай Андреевич… Я сегодня не похож на себя… Расскажите, пожалуйста, о работе съезда.
Яцук изумленно вытаращил глаза:
— Я же вам всю дорогу рассказывал!
— Расскажите, прошу вас. Я не мог сосредоточиться…
Яцук сел, побарабанил пальцами по столу.
— Вкратце, дело обстояло так, — начал Яцук. — Николай Егорович Жуковский сделал два доклада по главному вопросу — об устойчивости аэроплана. Он предложил испытываемый им новый способ: обеспечивать устойчивость с помощью струй сжатого воздуха или потока от вентилятора. Понимаете? Он предлагает выправлять нарушенное равновесие путем прямой реакции или воздействием на рули посредством вводимых маятниковых устройств. Ну, после докладов началось настоящее мамаево побоище!
Теперь на лице Петра Николаевича не было и тени усталости. Он весь подался вперед, подперев подбородок обеими руками.
— Ботезат, — продолжал Яцук, — вы знакомы с его исследованиями?
Петр Николаевич утвердительно кивнул.
— Так вот… Ботезат не согласился с Жуковским. «Главный вопрос, — утверждал он, — о продольной устойчивости достаточно надежно решен хвостом-стабилизатором». Тут и пошло!
Летчик Лебедев набросился и на Николая Егоровича и на Ботезата: «Всем авиаторам хорошо известно, что хвост не только не сохраняет устойчивости в ветреную погоду, но часто нарушает ее, и нам приходится вести борьбу рулями против неподвижной части хвоста. Вспомните, что сто сорок человек разбилось на аэропланах, из которых каждый был снабжен хвостом-стабилизатором!» Потом поднялся Сикорский. Слышали о таком?