— Если заставите меня уйти, я разведу такую грязь, что вы никогда не отмоете свои нарядные пиджачки. Подам в суд на компанию, на студию, на каждого из вас лично. А любимым спонсорам разошлю ссылки на блоги с рассказами о том, как вы двое… — Уэнди показала на черного и белого, — устраивали дикие оргии на офисной мебели, а она… — на азиатку, — смотрела и нахлестывала себя. Пусть и неправда, но в блоге появится. И не в одном. А с других компьютеров понапишу комментариев вроде «Монтегю любит по-жесткому». Или «с игрушками». Или «со зверушками». Защитников животных натравлю. А потом разошлю все это вашим семьям. Чуете, чем пахнет?

Они молчали.

Уэнди встала:

— Иду работать.

— Боюсь, что нет, мисс Тайнс.

В дверь вошли двое охранников в униформе.

— Вас проводят наружу. Пожалуйста, не общайтесь ни с кем из сотрудников компании, пока мы не закончим разбирательство. Любая попытка вступить в контакт с лицами, имеющими отношение к делу, будет расценена как желание повлиять на расследование. А угрозы мне и моим коллегам внесем в протокол. Благодарю за внимание.

Уэнди позвонила Вику, но Мэвис отказалась соединять. Ну и ладно. Пусть так.

Все полтора часа дороги до Принстона она кипела от злости и пробовала понять, что происходит. Махнуть рукой на нелепые, пустые слухи не стоило больших усилий, однако было ясно: чем бы дело ни кончилось, на карьере останется пятно, и хорошо если не вечное. За спиной шептались и прежде: каким образом не самая красивая женщина так выросла в этом бизнесе? Теперь, когда какой-то идиот оговорил ее в блоге, сплетни внезапно приобрели вес. Добро пожаловать в компьютерную эпоху.

Ладно, хватит.

Подъезжая, Уэнди вновь стала думать о деле: о вечно всплывающей связи с Принстоном и о том, как сразу четверых — Фила Тернбола, Дэна Мерсера, Стива Мичиано и Фарли Паркса — подставили в течение одного года.

Интересно кто?

Почему бы не начать с Фила Тернбола? В его случае что-то уже наклевывалось.

Она вложила в ухо гарнитуру и набрала личный номер Уина.

Удивительно, как всего в два слова можно вместить столько надменности:

— Весь внимание.

— Можно попросить тебя об одолжении?

— Можно, если чувствуешь на то моральное право.

— Этические тонкости мне теперь необычайно интересны.

— Рад слышать.

— Помнишь, я спрашивала о Филе Тернболе, которого уволили за растрату двух миллионов?

— Припоминаю.

— Давай допустим, что денег он не брал.

— Допустим.

— Тогда каким образом его могли подставить?

— Ни малейшего понятия. К чему вопрос?

— Я практически уверена: Фил ничего не крал.

— Понятно. А скажи-ка мне, почему ты «практически уверена»?

— Он сам сказал, что не виноват.

— Ну тогда само собой.

— Не только поэтому.

— Слушаю.

— Если Фил Тернбол украл два миллиона, то почему его не посадили и не потребовали вернуть деньги? Если без подробностей, то еще несколько человек — его прежние соседи по университетскому общежитию — недавно тоже попали в бредовые истории. В одном случае меня, похоже, сделали лохушкой.

Уин промолчал.

— Уин?

— Я слышу. Мне нравится слово «лохушка», а тебе? Очень верно описывает женщину, которую одурачили.

— Да, точное словечко.

Даже вздыхал он высокомерно.

— Каким образом я мог бы тебе помочь?

— Разузнай подробности. Хочу выяснить, кто подставил Фила Тернбола.

— Устроим.

Щелк.

Внезапный отбой удивил уже не так сильно; правда, ей хотелось договорить, пошутить насчет таланта Уина быстро ставить точку, но увы — трубка молчала. Уэнди подержала телефон в руках, отчасти рассчитывая на скорый ответ, однако в этот раз его не получила.

Показался дом Лоренса Черстона — галечные стены, белые ставни, розовая клумба вокруг флагштока, на нем — черное знамя с оранжевой буквой «П». О Боже. Хозяин встретил в дверях, потряс ладонь Уэнди двумя руками. Глядя на такие мясистые пунцовые лица сразу представляешь толстых котов и прокуренную комнату. Лоренс был в голубом блейзере с эмблемой Принстона на лацкане, в том же принстонском галстуке, что и на фотографии в «Фейсбуке», в наглаженных светлых брюках, сияющих мокасинах и, само собой, без носков. Выглядел он, словно этим утром ходил на занятия, а по дороге постарел лет на двадцать. Внутри дома Уэнди заметила шкаф с одеждой: дюжина таких же блейзеров и брюк.