Джеферсон покачал головой и улыбнулся.

– Ладно, пойдем, я еще о многом хочу с тобой поговорить, но у тебя есть своя работа.

Он кивнул на висящий за плечами Хоффа рюкзак.

– Тебя переполняет ненависть, Саша, – улыбнулся Джеферсон и подтолкнул его в сторону лестницы, виднеющейся в боковом проходе. – Ненависть к самому себе… Она гложет твое сердце, которое жаждет искупления, но не знает, как его добиться.

Мужчины двинулись по темному коридору. Под ногами поскрипывал старый паркетный пол, но из-за отсутствия света различить что-либо было нереально.

– Но, если хочешь, я могу помочь тебе остановить все это безумие, – объявил агент.

Они поднялись на один лестничный пролет и остановились перед широкими двойными дверями.

– Спешу услышать! – усмехнулся Александр.

Томас положил ладони на позолоченные рукоятки и распахнул двери.

Внутри круглого помещения стояли ряды складных стульев, образовывающих зрительный зал. Широкие окна были закрыты тяжелыми бежевыми портьерами, колышущимися на ветру, врывающемся сквозь огромную дыру в дальней стене, из которой открывалась потрясающая панорама мертвого города.

Возле самого края пропасти сквозь пол прорастал длинный неровный кристалл розового цвета. Из-за него уцелевшие фрагменты сцены пошли трещинами, а большая часть давно вывалилась наружу.

Мужчины подошли к обрыву. Далеко внизу на широкой забетонированной площадке стояли темно-серые вертолеты. Между ними возвышалась тяжелая прямоугольная конструкция, окруженная солдатами ДОПа. Техники в темно-синих комбинезонах подсоединяли какие-то провода и генераторы, стучали по клавишам переносных терминалов, от которых к установке вились толстые кабели. Один за другим на крыше загадочного предмета открылись широкие люки, и сквозь них поднялись длинные пирамидальные скелеты антенн дальней радиосвязи.

Томас улыбнулся.

– Итак, если ты хочешь перестать отбирать людские жизни, прерви свою собственную, – объявил он.

Хофф моргнул.

– Как, вот так? – приподняв брови, осведомился он и, раскинув руки в стороны изобразил, что делает шаг к пропасти.

– Стой, стой, стой! – Джеферсон схватил его за плечо. – Сначала доделай то, что начал, а затем уже сигай.

Александр кивнул и, вернувшись в помещение, снял рюкзак. Встав рядом с ним на колени, он вжикнул молнией и, откинув длинную плоскую крышку, извлек наружу стальную треногу.

– Я вот что хотел спросить… – Сержант раскрыл треногу и с размаху вогнал в паркет. Изогнутые лезвия вошли глубоко в пол и с жужжанием закрепились. – Если ты всего лишь мои персонифицированные муки совести, срезонировавшие об этот кристалл…

Александр достал два фрагмента штатива и, вставив один в другой, принялся закручивать резьбу.

– То откуда же ты тогда знаешь об этих людях факты, которые не знаю я?

Томас вздрогнул. Затем нервно рассмеялся.

– Да все просто… – Агент замялся. – Как бы тебе объяснить…

– А хочешь, я объясню? – Сержант закрепил штатив и щелкнул металлическими скобами. – Все дело в том, что ты лжешь.

Наемник достал сложенный «бутон» антенны и снял с него защитный чехол.

– А ведь ты почти провел меня. Почти убедил в том, что я самое настоящее чудовище.

Александр подсоединил «бутон» и щелкнул по кнопке. Широкая тарелка ретранслятора разошлась подобно цветку.

– Нет, я не спорю: я убийца. Такой же, как и те, чьи жизни я оборвал. Но мы все были солдатами. И все знали, на что шли. А вот расстреливать несчастных по темницам или казнить военнопленных, как «Мусорные лисы»… – Хофф достал из рюкзака контейнер со значками бактериологической защиты. – Нет, извини. Такого со мной никогда не было.

Сержант снял крышку и, достав двумя пальцами «этаку», взвесил ее на ладони.

– Ты промахнулся самую малость. Детали, дружище. Из деталей состоит все. Тот малазийский сепаратист. Я и правда зашел ему в тыл. Вот только мои выстрелы разнесли ему половину черепа, а нижнюю челюсть как раз оставили на месте.

Александр подбросил батарейку в воздух.

– Торговец оружием… у него была любовница, ехавшая с ним на заднем сиденье того лимузина. А вот семья… Семьи у него не было, это известный факт.

Хофф поймал «этаку» и поднес ее к глазам.

– А знаешь когда я почувствовал фальшь? – Наемник вогнал батарейку в предназначенное для нее гнездо.

Тарелка ретранслятора с небольшой антенной посередине ожила и с жужжанием начала вращаться вокруг своей оси.

– Когда ты сказал, что тебе хочется плакать. Томас Джеферсон никогда бы не заплакал. Он был циник и безжалостный ублюдок, потрошивший ооновских миротворцев перед телекамерами, изображая повстанца. Он смеялся, даже когда дерево пробило ему грудь. Так и сдох с поганой ухмылкой на губах. И жены с сыном у него никогда не было. Как не было и маленького домика в пригороде Чикаго.