– Сложный вопрос. Серегин уже умер, Алехин еще не родился, – Серегин на секунду задумался. – Зовите как вам будет удобнее.

– Я бы хотела знать ваше настоящее имя.

– В таком случае, зовите меня просто Константином. Имя настоящее.

– В отличие от фамилии и отчества, – подхватила я. – Вы, наверно, и в Смоленске-то никогда не были?

– Ну почему же? Очень даже был. Довольно милый город. И в станице Динской Краснодарского края я, кстати, тоже бывал, так что все мои адреса не из пальца высосаны. Можете съездить и проверить, уверяю вас, вы обязательно найдете и дом, и улицу, и квартиру. И даже проживающего в ней человека с такой же фамилией. Вот только имя не всегда совпадает. Привычка, знаете ли.

– И сколько у вас таких адресов и фамилий? – спросила я.

– Четыре. Послушайте, Евгения Максимовна, что мы ходим вокруг да около? В этой сумке четыре миллиона долларов. Уверен, для двух из них в вашем рюкзаке как раз хватит места.

– Это не рюкзак, это парашют, – процедила я. – Благодаря вам я провела очень богатую событиями ночь.

– Прошу прощения за причиненные неудобства. Могу даже добавить тысячу-другую за моральный ущерб.

– Боре вы тоже за моральный ущерб денег дадите? – спросила я. – Или только прощения попросите? На том, разумеется, свете?

– Боря – это совсем другое дело, – сказал Серегин. – Я его и на работу взял только из-за внешнего сходства. Мне нужен был труп, хотя бы в общих чертах похожий на меня. Сами понимаете, в трудовом договоре этого указать я не мог.

Серегин тихо засмеялся, но мне было не до смеха.

– Четыре фамилии, – сказала я. – Значит, вы четырежды меняли фамилию, внешность, бросали семью, предавали друзей и сжигали заживо ни в чем не повинного человека только потому, что он был похож на вас?

– Евгения Максимовна, хватит о прошлом, – просительно произнес Серегин. – Давайте лучше поговорим о будущем. Что вы собираетесь со мной делать? И с моими деньгами?

– Деньги, положим, не ваши, – парировала я. – А насчет ближайшего вашего будущего я уже вас просветила. Сейчас подойдет поезд, мы мирно сядем в купе, и я отвезу вас в Тарасов. Деньги сдам законному владельцу, вас – компетентным органам.

– Великолепно! Это Димка-то законный владелец? – сверкнул глазами Серегин. – Вы же не хуже меня знаете, что если бы не я, у него бы и ломаного цента за душой не было. Ну да бог с ним, это лирика. Вы что, всерьез надеетесь довезти меня до Тарасова в целости и сохранности? Кто вам сказал, что я не сбегу по дороге?

– Куда вы денетесь? Глаз с вас не спущу, – мрачно пообещала я. – Если попытаетесь сопротивляться, скрутить вас у меня сил хватит, и вы сами это прекрасно понимаете, а попытаетесь бежать – выстрелю не задумываясь. Насколько хорошо я стреляю, вы тоже знаете.

– Это все так, – согласился Серегин. – Но вы же не можете находиться при мне неотлучно. Что если мне, например, в туалет захочется? Вы собираетесь меня и туда сопровождать?

– Провожу, – кивнула я. – На поводке, если понадобится.

– Великолепно! А если вам самой захочется? – склонил голову набок Серегин.

– Свяжу вас и оставлю в купе. Даже если вы сможете развязаться, времени на это уйдет очень и очень много, даже если придется употребить простое полотенце, а я уверена, что найду средства получше. Примиритесь с неизбежным, Константин Вячеславович. Ваша карма – отправиться в Тарасов и предстать перед правосудием.

– Валить тебя надо было, – сказал Серегин после долгой паузы. – Там, на заводе. Тебя, а не снайпера.

– Нет, господин спрут, – качнула головой я. – Вам вообще не стоило со мной связываться.

– Спрут? – усмехнулся Серегин. – Какой же я спрут? Спрут – это целая организация, мафия. Мрачное царство лжи, насилия и предательства. Я же, во-первых, один-одинешенек, а во-вторых, не настолько отвратителен. Я – птица феникс, сама себя сжигающая и из пепла возрождающаяся.

– Верно, вы не спрут, – согласилась я. – Вы еще более отвратительны. Змей вы линялый. Василиск, раз уж вас на мифологию потянуло. Огромная ядовитая гадина, которая линяет, сбрасывая кожу. Ползает этот змей по земле и все вокруг отравляет своим дыханием. Егорка ведь вас папой называть начал, вы это знаете?

– Евгения Максимовна, не надо делать из меня монстра, – сказал Серегин. – Я ведь любил Иришку, Егорку, Лену, конечно же. Искренне любил. Мне очень жаль с ними расставаться, поверьте. Просто передо мной встал выбор, и я его сделал. Я, если хотите знать, каждую свою семью любил. Всем сердцем. И готов полюбить новую, не меньше, чем прежние. Да что там семьи! Мне и Димка откровенно нравился, и Боря, представьте себе, был мне глубоко симпатичен. Думаете, вот здесь, – Серегин положил руку на сердце, – ничего не екнуло, когда пришло время его убрать? Жаль мне его, несмотря на то что я с самого начала знал: рано или поздно придется это сделать. Вот вы тут карму упомянули. Так вот, это была его карма, если угодно. Судьба. Его судьба – сгореть заживо вместо меня, а моя – жить дальше.