Фалькон почувствовал угрозу, но не стал отвечать. Мысли его и чувства были полны герцогиней. Только ей мог принадлежать тот голос, что привел его сюда, и эти глаза заглянули в его собственные, ища не поддержки, нет — спасения! Она отвела взор, оставляя в его душе свои слезы.

Фалькон понял, что песня герцогини была наполнена не тоской по исчезнувшему герцогу и не сочувствием к его болезни, но зовом сердца, не встретившего любви или лишенного возможности поверить в нее.

Художник вернулся в город полный раздумий. Фламенко еще звучало в его душе, но он уже едва различал его в шуме реки и голосах ночи. Сам не зная как, Фалькон оказался в подвале какой-то таверны. Стучали кастаньеты, и танцевала юная цыганка. В углу, приютившись у камина, сидел мужчина в кожаной маске и с гитарой. Кроме этих, двоих никого не было.

— Ола, — приветствовал их художник.

— Ола, — ответил гитарист, поднял голову и откинул уродливую маску.

Фалькон невольно отступил — перед ним был Гонсалес де Эрейра.

— Вы пришли вовремя, сеньор. Покажите ваше искусство. Нарисуйте танцовщицу, как вы ее видите.

Цыганка ни на мгновение не останавливалась, и в вихре движений при тусклом свете камина почти невозможно было разглядеть ее. Но Фалькону этого и не требовалось. Верный своему вдохновению и фантазиям, он схватил графит, мелки и картон. Через короткое время на бумаге явилась танцующая змея с человеческой головой, а рядом с ней черная тень человека с гитарой.

Гонсалес, криво усмехаясь, кивнул и спрятал дрожащие руки за спиной.

— Поздравляю вас, сеньор Фалькон, не иначе как сама Эффа покровительствует вам в эту ночь!

— Кто такая Эффа? — спросил художник.

— Это имя самой ядовитой змеи Испании и также имя этой реки. Давайте выпьем вина в ее честь.

Они откупорили зеленую бутылку, покрытую плесенью. Напиток благоухал, как куст роз, и обжигал настоящим огнем. В голове Фалькона поднялся ветер и поплыли тяжелые тучи.

Он взглянул на собеседника:

— Однако, сеньор, не сочтите за дерзость, но я хотел бы увидеть ваши работы.

— Вы их уже видели и видите! — последовал ответ.

— Не понимаю вас, сеньор Гонсалес.

— Герцогиня, город — да и все остальное!

— Вы хотите сказать, что все это ваши создания, сеньор?

— Да, и чтобы вы не сомневались. А вы достойны награды, я покажу вам оригинал, и вы сравните.

Он встал из-за стола и покачнулся.

— Вину не менее сотни лет! — молвил Фалькон.

— Пятьсот, — уточнил собеседник, — и сегодня мы празднуем день его рождения.

Они вышли на улицу и двинулись в ночь. Люди, встречая их, вначале улыбались, а потом, узнав наместника, отшатывались в испуге. Вот наконец они пришли к каким-то воротам. Стража преградила им дорогу, но тут же услужливо пропустила. Они углубились в катакомбы подземной тюрьмы. В свете тускло горящих факелов они увидели камеру. В ней сидела герцогиня де Лерма с золотыми цепями на руках. Рот ее раскрывался, и губы шевелились. Она пела фламенко. Неслышная рядом с ней, песня заполняла весь город. Фалькон обернулся к Гонсалесу, в ужасе от открывшейся истины.

— А та, что в тронном зале?

— То — мое творение! Двойник или, если вам угодно, копия жизни.

— Но как вам удалось?

— Я — чернокнижник, открывший в себе талант живописца! Однако пойдем назад, пока я не передумал и не оставил вас здесь вместе с герцогами де Лерма!

— Значит, и герцог здесь? Почему? — задыхаясь, спросил Фалькон.

— Вы думаете, он уступил бы мне власть и жену, если бы я попросил его об этом?

— Но зачем вы держите в тюрьме герцогиню?

— Я искал ее любви, открыл ей силу моего таланта, но она отвергла меня. Тогда я явился к ней в образе ее супруга, но вновь не нашел любви в ее сердце. Она, видно, сумасшедшая и ждет того, кого нет на свете.

Они вышли за ворота. Чернокнижник протянул руку Фалькону:

— Советую покинуть город до рассвета, иначе вас постигнет участь похуже, чем герцогов.

— Какая же?

— Вас казнят!

Еле передвигая ноги, художник перебрался через мост. Глубокий сон свалил его на землю, и он перестал что-либо чувствовать.