— Успокойся! — Преодолев сопротивление девочки, я прижала ее к себе. — Мы скоро поедем домой.

Алина затихла, всхлипывая, а я, порывшись в карманах своих бриджей, сунула ей телефон.

— На, возьми. Можешь позвонить матери, но не говори, где мы.

— Почему? — удивленно спросила Алина, отстраняясь от меня.

Я тяжело вздохнула. Приходилось признаваться, иначе быть беде.

— Один из людей отца Рината, который хотел нас похитить, находится в вашем доме и сообщает ему все о нас. Я не знаю, кто это, и, пока Тарик на свободе, рассказывать о нашем местоположении опасно даже маме. Поняла?

Алина согласно кивнула и в следующее мгновение огорошила меня заявлением:

— Я знаю, кто шпион в нашем дом. Это Виталий.

Зная о ее предвзятом отношении к начальнику службы безопасности и прошлых конфликтах с ним, я деликатно промолчала. Однако Алина, заметив недоверие в моих глаза, возмутилась.

— Я правду говорю. Почему ты не веришь? Я сама слышала, как он болтал с Тариком по телефону.

Я насторожилась. Это было серьезным обвинением, и если девочка говорила правду, все вставало на свои места. Да вот только «если».

— Знаешь, Алина, прежде чем обвинять человека, надо все досконально проверить, собрать факты, улики, — сказала я рассудительно. — Нельзя спугнуть преступника пустым обвинением, иначе он затаится, и ничего не докажешь. Когда мы вернемся домой, ты должна будешь вести себя как обычно. Никому не говори о своих подозрениях. Договорились?

— Лады, — улыбнувшись, ответила Алина. — Так я звоню матери?

— Звони, конечно, — кивнула я.

— При вас я стесняюсь, — сказала она, сжимая в руках мобильник.

— Я ухожу. Пойду есть картошку, — сказала я ей, поворачиваясь спиной. — Не задерживайся, а то тебе ничего не достанется, — бросила я через плечо.

— Попробуйте только не оставить, — пригрозила мне Алина.

Поскольку мое доверие к Алине стремилось к нулю, я, закрыв дверь, осталась на пороге подслушивать ее разговор, благо через открытое окно веранды слышимость была отличная.

— Да, мама, в порядке… Да, с Ринатом нормально… Обещала, что скоро… Нет, сказать не могу. Потом, мама… Нет, я же говорю, что не могу сказать… Объясню потом. Евгения Максимовна нормально. Ну ладно, пока, мы садимся ужинать.

Разговор оборвался. Послышались мягкие шаги девочки к двери. Я молнией метнулась в комнату. Проклятая дверь с веранды на кухню предательски скрипнула. Сдержав рвущиеся ругательства, я осторожно прикрыла дверь и как ни в чем не бывало пошла за стол.

— Ну что, оттаскала сопливку за уши? — поинтересовалась баба Маня, придвигая ко мне тарелку с аппетитно пахнущей картошкой. У меня аж слюнки потекли от вида кушанья.

— Да, — ответила я, хватаясь за ложку, — и за уши оттаскала, и выпорола.

— Хворостиной не пробовала? — полюбопытствовала сердобольная бабулька.

— Это в другой раз, — пообещала я и набросилась на еду.

— Вкусно, — заметил Ринат с полным ртом. Он потянулся к тарелке с блинами и сразу схлопотал ложкой по лбу от бдительной бабы Мани.

— Кудыть? Сначала картошку доешь!

«Довольно действенная методика воспитания», — подумала я, глядя как Ринат, скривившись, потирает ушибленное место. Странно, почему Алина до сих пор не пришла? Проглатывая обжигающую пищу, я придумывала всякие варианты, чем там сейчас может заниматься девочка, и последний показался мне наиболее правдоподобным. Бросив ложку, я выскочила за дверь.

— Пока, Мегавольт, потом перезвоню, — крикнула Алина в трубку, воровато глянув на меня.

— Ты же обещала, что только позвонишь матери? — сказала я обвиняюще.

Алина спрятала мобильник за спину и с отчаянием в голове выкрикнула:

— Не отдам! Я позвонила только другу из школы. Я не говорила, где мы.

Браться за хворостину мне ой как не хотелось.

— Ладно, — махнула я рукой, — больше не обманывай меня, и пошли есть.

— Хорошо, — пробормотала Алина с недоверием и последовала за мной, тем не менее держась сзади на некотором расстоянии.

Хитрая бестия. Я резко бросилась на Алину, но ее реакция оказалась такой же стремительной, как мой бросок. Короткая борьба — и растоптанный мобильник валялся у наших ног.

— Да уж, — протянула я, отпуская Алину.

— Это ты во всем виновата, — сказала она, тяжело дыша.

— Теперь чтобы позвонить, придется ждать председателя колхоза, — подытожила я.

В тяжелом молчании, хмурые, мы вернулись к столу. Даже блины со сметаной и клубничным киселем не подняли испорченного настроения. Совершенно вымотанная адским днем, я повалилась на постель. За окнами сгущались сумерки. Тускло светился старинный черно-белый «Рекорд», установленный на маленьком столике в красном углу избы прямо под образами.