— Дай бог тебе здоровья, дочка, — выговорила я разбитым старческим фальцетом, — не могла бы ты мне пособить в моем деле… у меня тута…

Толстая дама оторвалась от трубки и недоуменно посмотрела на мою озабоченную морщинистую физиономию, амбал же подошел поближе, очевидно, просчитывая варианты своих действий в случае, если я огрею клюкой его хозяйку.

Я бестолково залопотала какую-то чушь о больной родственнице, которую одолел букет хворей, как-то: остеохондроз, артроз, туберкулез, педикулез и понос на почве эклектичного переедания при просмотре утренних телесериалов, а также геморрой, мигрень, изжога и катар пупочной грыжи. И ей, многострадальной моей родственнице, срочно надо позвонить, а не то с минуты на минуту ожидается прободение прямой кишки и грозящий экологической катастрофой метеоризм. А вот со звонком как раз проблема, потому что в округе нет ни одного аппарата, а в квартире и подавно.

— Что-то ты, мать, умаялась, — неожиданно с сочувствием протянул охранник, — дай ей позвонить, Марь Андревна.

Марья Андреевна посмотрела на меня довольно подозрительно, но трубку все-таки протянула со словами:

— Смотри не урони, она, наверно, больше твоей годовой пенсии стоит.

— Спасибо, дочка, я мигом. — И я набрала домашний номер Демидова, а потом, когда никто не ответил, — номер его сотового. И на этот раз ответа не было. Вот этого и следовало опасаться.

Демидова определенно не довезли до дома. И не собирались теперь скрывать это от меня с Куриловым, иначе бы оставили кого на телефоне. При удаче — даже самого Сергея Викторовича.

— Дай бог тебе здоровья, дочка, — прошамкала я, отдавая трубку, — и тебе, сынок. Что-то не берут трубку.

— Давай, мать, не помирай, — весело ответил охранник, — а родственница твоя хворая, поди, дрыхнет как сурок, а ты тут за нее переживаешь!

Вот уж воистину не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Это надо же, встретить такое искреннее участие в человеке, профессия которого часто ассоциируется с жестокими нравами, беспринципностью, хладнокровными ухватками убийцы. Это и моя профессия тоже.

Когда я изложила итоги моего похождения дожидавшемуся меня на той стороне Курилову, он задумчиво нахмурил брови и глянул в направлении удаляющейся дамы с двумя бульдогами, один из которых так неожиданно обнаружил человеческие чувства.

— Оборачиваются на нас, — вдруг проговорил он, — с чего бы это?

— Неужели она посмотрела на номер, высветившийся после моего звонка, и признала в нем демидовский мобильный? — предположила я. — А вдруг она…

— Да, это было бы действительно неслыханным везением! — перебил меня Курилов. — Впрочем, нам в любом случае надо отсюда сваливать.

— А куда? — озадачила я его вопросом. — Демидов все равно в руках этих уродов, и несколько часов погоды уже не сделают. А нам желательно поесть и хотя бы чуть-чуть поспать, прежде чем вплотную приступить к вылавливанию нашего помидорного повелителя. Как ты на это смотришь?

— Вообще-то положительно, но где нам поесть и это самое… поспать?

— Конечно, есть варианты, но при более подробном рассмотрении… по крайней мере, моя тетушка отпадает сразу. Туда-то ребята Путинцева не преминут заглянуть.

— Есть одна мысль! — Курилов повернулся ко мне с живостью, чрезвычайно неожиданной для семидесятилетнего старикашки. — Гонза!

— Чего-чего?.. — переспросила я. — Ты предлагаешь поехать отлежаться у Гонзы? И полагаешь, что это удачная мысль?

— Почему нет? По крайней мере, там нас никому не придет в голову искать.

Одним словом, мы поехали к Гонзе. На трамвае, причем все того же многострадального одиннадцатого маршрута. Правда, почтенный господин Станиславский порывался поймать такси, а в качестве платы за проезд предъявить свой проездной на все виды транспорта, включая чартерные авиарейсы в Турцию, — имеется в виду его много претерпевший за последние часы «узи». Но я не допустила такой вопиющей безответственности и бесшабашности и настояла на проезде общественным транспортом.

Курилов, сварливо бубня себе что-то под нос ворчливым стариковским голосом, вынужден был все-таки согласиться со мной.

Как ни удивительно, мы добрались до дома Гонзы без ставших уже привычными приключений. Наш патриархальный постпенсионный вид не вызывал подозрений, и я не сомневаюсь, что полковник Путинцев, даже столкнувшись с нами нос к носу, не сумел бы распознать в нас недавних жестоких обидчиков своих подчиненных.

Дом Гонзы, в котором я ни разу не была, оказался стареньким одноэтажным домишком с засаженным яблонями палисадом. Ветхая деревянная калитка во дворик не была заперта, и мы беспрепятственно прошли внутрь.

Даже странно и смехотворно было думать, что в этом стареньком домике откровенно деревенского типа есть наисовременнейший компьютер, снабженный принтером, сканером, факс-модемом и доступом в Интернет. Тем не менее, это было так.

Я огляделась в поисках звонка и, не найдя его, трижды постучала в дверь. Несмотря на ранний час, а именно: семь утра, дверь открыли сразу, и на пороге возникла внушительных габаритов невысокая пожилая женщина с добродушным лицом и, щуря небольшие, широко расставленные глаза, подслеповато вгляделась в нас. И вдруг радостно бросилась мне на шею с воплем: «Капитолина Никифоровна, сколько лет, сколько зим!..» — при этом немилосердно тыкая мне в подбородок чрезвычайно колючим кактусом, который она держала в левой руке.