Шрифт:
— Не скажу, что прежде я была толстой коровой, — ответила Энн язвительно. — Но не всех же девушек бог наградил такими… — она осеклась, увидев, как его бровь недоуменно поползла вверх, — формами…
Энн Милтон была красива по-своему, и редко кто из мужчин прошел бы мимо, не обратив на нее внимания, — только разве в жилах его текла вода, а не кровь, думал Ник. И все же ее мучил комплекс неполноценности, видимый невооруженным глазом. Но что же, черт побери, произошло в ее жизни такого, что превратило бедняжку в комок нервов? Ник чувствовал, как внутри него все сжимается от самых мрачных предположений, и лишь огромным усилием воли он сдержался.
Ему приходилось встречать много женщин, и сейчас у него не было сомнения в том, что внешняя агрессивность и резкость Энн не что иное, как средство защиты, скрывающие ранимость и неискушенность…
Когда он вернулся к столу с двумя тарелками, на которых лежали куски аппетитного пирога, Энн стояла у окна.
— Я просто смотрела на ночной городок, — быстро произнесла Энн, как будто оправдываясь. — Он ведь невелик, верно? Мне кажется, здесь все друг друга знают.
— А это так уж важно? — Вопрос был задан внешне спокойно и как бы ненамеренно, однако, если бы Энн, снова садясь за стол, бросила взгляд на собеседника, ее поразило бы горевшее в его глазах неподдельное любопытство.
— Нет. Просто к слову пришлось… А ваша жена была из этих мест? — Последняя фраза слетела с ее губ помимо воли, и теперь Энн проклинала себя за допущенную бестактность. — О, простите, я не должна была…
Он с видимым безразличием оборвал ее жалкие оправдания:
— А почему нет? Раз уж вы спросили… Элис приехала сюда из Лондона. Мы познакомились в ветеринарном колледже. — А вы? — последовал встречный вопрос. — Сколько разбитых сердец вы оставили в Манчестере?
— Я? — Энн покраснела до корней волос. — Нисколько.
— Ясно. — В его голосе прозвучали странные нотки, заставившие девушку бросить еще один испытующий взгляд на его красивое загорелое лицо, но в сгустившихся сумерках она мало что разглядела.
Ей не следует оставаться здесь.
Эта мысль снова и снова сверлила мозг, и с каждым разом все сильнее. Но Энн не могла просто так выкинуть из головы мужчину, синонимом которому служили слова «загадка», «тайна»…
4
Ночь Энн проспала спокойно, лишь однажды ее разбудил телефонный звонок, сопровождаемый голосами внизу и звуком захлопываемой двери. После чего опять наступила мертвая тишина. Часы на тумбочке рядом с кроватью показывали два часа. Должно быть, какой-то срочный вызов, подумала Энн, снова проваливаясь в глубокий сон.
Когда она опять открыла глаза, комната была наполнена солнечным светом, и, хотя часы показывали всего шесть, Энн и помыслить не могла о том, чтобы снова зарыться в подушку. Она чувствовала необыкновенную бодрость в теле, ясность в мыслях и желание действовать.
Энн накинула халат и проследовала в ванную. Открытые настежь двери комнат Ника и Морин свидетельствовали о том, что Энн одна в доме. Да, невелико удовольствие вставать в два часа ночи и отправляться куда-то по вызову, подумала она сочувственно… К тому же Ник слишком много работает, это видно по мешкам под глазами и морщинкам вокруг рта…
Энн резко оборвала свои мысли. Лично мне нет никакого дела, сколько он работает и как выглядит, мрачно внушала она себе. Никакого! Он предложил ей пожить у них, потому что в доме была свободная комната, а случайная знакомая отчаянно нуждалась в пристанище. У Ника — своя собственная жизнь, которой он, по-видимому, доволен. Что касается ее, Энн, — то она бесплотной тенью скользнет по его жизни и растает без следа…
Она спустилась в кухню, сварила себе кофе и вместе с чашкой, от которой шел ароматный дымок, прошла в гостиную, забралась с ногами в просторное и удобное кресло рядом с открытым окном. Потягивая горячий напиток, Энн наблюдала за просыпавшимся внизу городком. Молочник на велофургоне развозил по домам молоко, на улицах появились первые жители.
Где-то там и ее мать — дышит, говорит, смеется — одним словом, живет, даже не подозревая о том, что совсем рядом с ней — ее плоть и кровь. Какова будет реакция этой женщины, когда она внезапно увидит перед собой взрослую дочь? Гнев? Раздражение? Смущение? Стыд?
Энн почувствовала, как в ее сердце вонзается острый нож и, закрыв глаза от накатившей боли, сделала большой глоток из чашки…
Но тут ее размышления прервал звук отпираемой входной двери. Энн стремительно вскочила, а в гостиную уже медленно входил усталый Ник.
— Доброе утро, — с трудом выдохнула Энн. — Тяжелая ночь выдалась?
Он отрешенно кивнул.
— Не столько тяжелая, сколько разочаровывающая, — ответил Ник. Он потер нос, совсем как маленький мальчик, стремящийся скрыть смущение, и этот бесхитростный жест заставил сердце Энн растаять. — Головой я понимаю, что не смогу победить все болезни разом, — медленно произнес он, проходя мимо нее к открытому окну, — но это осознание не всегда помогает.