— Уж больно долго добираться приходится, — проговорила Пелагея Сергеевна. — Но дом, я те скажу, хорош. И просят недорого. Как рядиться буду — помалкивай, а то все дело попортишь.

Еще зимой Земеровы начали подыскивать второй дом, десятки продажных домов осмотрели, но все как-то не везло им: то одно не подходило, то другое.

— Вон тот, — Пелагея Сергеевна указала на крестовик, рубленный, стоящий через дорогу от кладбища. — Скучная улица, а название, смотри ж ты, какое хорошее — Луговая.

Дом выглядел не ахти как: покрыт толем, ворот нет, вместо них — жалконькая кривая калитка; ни сарая, ни хлева, ни дровяника, только нужник. И все же Семен заволновался. Хозяин просил две тысячи с половиной, а дом стоил куда больше. Не беда, что вокруг него голым-голо. Тот, на Пристанской, у прежнего хозяина выглядел тоже не очень-то. Его купили за две тысячи восемьсот, а сейчас за него больше четырех дадут. Здесь и огородище вон какой. Конечно, лучше бы не было кладбища. Но мать сказала, что хоронить тут перестали еще в двадцатых годах. В километре от кладбища стояли четырехэтажные дома — там строился новый поселок, названный Большим по имени Больших лугов, расположенных к востоку от города. В газете писали недавно, что строить многоэтажные дома будут, в основном, в Большом поселке. На Луговой заасфальтировали дорогу, по ней ходят редкие пока еще автобусы. Но лет через пять-десять Луговая станет оживленнейшей улицей и тогда крестовику не будет цены.

Подойдя поближе, Семен отметил: двери, наличники и рамы сделаны грубо. «Легче будет торговаться».

Хозяин, пожилой, неопрятный мужик с жалкими глазами, был заметно глуп. Он все нахваливал огород — «вон какой большой» — и говорил, что в доме можно держать квартирантов.

— Уж страшно дорого просите, — грубовато сказала Пелагея Сергеевна. — Прямо шкуру дерете.

— Да уж не шибко чтоб, — растерянно отвечал хозяин.

— Как это не шибко? Что это за дом? Что за место? Ни ворот тебе, ни дровяника, никакого лешего. Все тяп-ляп. И сам дом, если уж по чести говорить, почти рухлядь.

— Ну уж это вы слишком.

— Чего там слишком?! Нижние-то бревна подгнили.

— Что вы, господи! — испугался хозяин. — И вовсе не подгнили.

Семен дивился: до чего же ловка его мамаша, ей соврать — раз плюнуть.

— От центра вон как далеко. Сын у меня на фанерном робит. Попробуй-ка туда добраться — часа как не бывало.

— Да что вы! И полчаса хватит.

— Кладбище это. Каждый день гляди на мертвецов…

— Они ж не встают, — хихикнул хозяин.

— На базар — на автобусе. Паршивых спичек купить потребовалось — тоже в автобус влезай. Тут и денег не напасешься.

— В поселок ходите, там есть магазины.

— Ну да, шлепай по грязи-то. Колонка бог знает где.

— Говорят, будто вскорости там вон установят колонку. Это через дом.

— Э-э, милай, говорят, в Москве кур доят.

Семену не нравился вызывающий тон матери и вообще вся ее игра, и он предложил:

— Давайте осмотрим комнаты.

Пелагея Сергеевна зло глянула на сына.

— Горницу и боковушку занимают квартиранты. Холостяки, — пояснил хозяин. — Тут вот за стенкой Щука.

— Что? — переспросила Пелагея Сергеевна.

— Фамилия такая. Ефим Константинович Щука. Хохол. А туда, через коридор, Старостина Елена Мироновна. Оба, кажись, дома. Все кроссворды решают.

— На пару? — полюбопытствовала Пелагея Сергеевна.

— Да что вы, хи-хи, он старик.

Хозяин постучал в одну из дверей, послышался добрый усталый женский голос: «Да-да», и они вошли в комнату, чистенькую, скромно обставленную — железная кровать, стол, два стула, шкафчик для белья. На столе и подоконнике стопки книг. За столом сидели корявый старик с дерзкими глазами и молодая женщина с бледным личиком, показавшаяся Семену испуганной. Они решали кроссворд.

— Врач, — хозяин указал на женщину, — а это — пенсионер.

Извинившись, Семен сказал, что они сейчас уйдут. Он заметил, как нервно вздрогнули и сухо поджались губы женщины, ее, конечно, оскорбляли частые смотрины и представление: «Врач… пенсионер…»

А старик был весел. Семен позднее узнал, что Щука вообще человек неунывающий.

— Продаете дом вместе с жильцами? — спросил Щука и повернулся к Семену. — Выдворять нас будете или соблаговолите оставить?

Пелагея Сергеевна резко ответила:

— Вот пог-ля-дим!

— Живите, — сказал Семен. — Мы еще с вами подружимся.

— Да уж какая дружба у работо… то бишь квартиродателя со своими подопечными. А выгонять нас действительно зачем? Валюта идет. Да и приятно все-таки, что под вашей кровлей находят приют бездомные грешники.

— Ничего приятного не вижу, — каким-то натужным голосом ответил Семен: он всегда, сам не знает почему, испытывал некоторую неловкость, скованность, разговаривая с незнакомыми.