Несмотря на ситуацию, ко всем постепенно возвращалось праздничное настроение.

Как только Чак вернулся из подвала, я пошёл к Пэм и попросил её зайти посмотреть, что с Люком. Тони спустился вниз и проверил входную дверь, оставив записку, что его можно найти на нашем этаже.

Чак установил строгое правило: только нашим семьям и Тони разрешено входить в его квартиру. Он сделал исключение для Пэм, и после недолгих уговоров, для её мужа, Рори.

Керосиновый обогреватель быстро нагрел квартиру, и мы разбудили Лорен и Люка, чтобы отвести их в свободную комнату в квартире Чака.

После короткого осмотра, Пэм заверила нас, что у Люка нет симптомов птичьего гриппа, на её взгляд, по крайней мере, и помимо того, лихорадка подходила к концу. У него по-прежнему была высокая температура — тридцать восемь и девять, но он шёл на поправку, и Пэм пообещала присматривать за ним.

Она всю ночь провела в донорском пункте Красного креста. Он превратился в пункт экстренной помощи, но, несмотря на множество добровольцев-медиков, они едва справлялись с количеством пациентов, сообщавших о симптомах гриппа.

Один из врачей работал прежде в Центре контроля заболеваний и проводил исследования птичьего гриппа. Пэм детально его обо всём расспросила, и он признался, что явно что-то не сходится: инкубационный период, распространение вируса, симптомы.

Всё указывало на то, что это была ложная, возможно даже, заведомо ложная тревога.

Наша встреча с незнакомцем быстро забылась, и Чак решил открыть бутылку шампанского и угостить всех «Мимозами».

— Канун Рождества, — сказал он вместо тоста. — В этом году будет белое Рождество, — добавил он, бросив взгляд на бушующий шторм за окном.

Мы невольно рассмеялись.

Мы собрались большой компанией в тёплой и уютной комнате и распаковывали запасы Чака, словно устроили привал в походе. Страх растворился без следа. У моего малыша была высокая температура, но я чувствовал такое облегчение, узнав, что это обычная простуда, что был невероятно рад, возможно, даже слишком.

Фоном работало радио. Диктор перечислял закрытые магистрали: девяносто пятая, девяносто восьмая, трасса на Нью-Джерси; ещё больше районов остались без электричества, по подсчётам около десяти миллионов домов по всему Северо-восточному побережью. Метро было закрыто.

Сообщили, что после одного отказа в системе питания последовала цепная реакция, — подобное уже случалось пару лет назад, — но на этот раз из-за метели ситуация была куда хуже.

Голос диктора на радио был ниточкой, связывавшей нас с окружающим миром. Казалось, что всё как обычно, и это очередная катастрофа, после которой Нью-Йорк как всегда оправится и вернётся к жизни. Новости о вспышке гриппа подтверждали наши догадки — Центр не мог подтвердить ни одного случая заражения, но источник сообщения так и не был установлен.

В приподнятом настроении — спасибо «Мимозе» Чака — я зашёл в гости к Бородиным. Дочь Ирины и её родные, жившие в соседнем здании, уехали из города на праздники, поэтому супружеская чета осталась одна. По радио просили позаботиться о пожилых, но я был уверен, что у Бородиных всё в порядке.

И, тем не менее, решил повидать их.

Я постучал в дверь, Ирина отозвалась: «Заходи, заходи», и я убедился, войдя, что у них ничего не изменилось. Ирина сидела в кресле-качалке и вязала, Александр дремал, сидя на диване, а рядом с ним примостился Горбачёв. Единственным, что было не так — оба завернулись в одеяла.

У них в квартире стоял лютый холод.

— Может, чаю? — предложила Ирина. Она аккуратно зацепила петлю спицей, и я подивился, какие ловкие у неё пальцы в её девяносто лет. Мне бы ещё дожить до девяноста.

— Спасибо, не откажусь.

На кухне у них стояла довольно старая на вид походная печка, на конфорке подпрыгивал чайник. Бородины были евреями, но у них тоже стояла нарядная красивая ёлка, занимавшая едва ли не половину комнаты. Год назад я был удивлён, когда они попросили помочь купить ёлку, но потом узнал, что они праздновали не Рождество, а Новый год.

И должен признать, на нашем этаже у них была самая праздничная ёлка, пускай праздник и назывался по-другому.

Ирина поднялась и открыла дверь кладовки, чтобы взять заварку, и только тогда я заметил, что кладовая сверху донизу была забита мешками и банками с бобами и рисом. Она заметила моё удивление.

— От привычек сложно избавиться, — пояснила она, улыбнувшись, и стала разливать чай. — Как наш маленький принц?

— Хорошо. Правда, он заболел, но скоро поправится, — успокоил я её, принял чашку чая и крепко обхватил ладонями. — У вас тут ужасно холодно. Не хотите зайти к Чаку?