— Не могу ручаться за себя в таком возрасте. Однако уверяю, что никогда не забуду сегодняшнего букета. Даже старческий склероз сотрет это воспоминание в самую последнюю очередь. Значительно позже того, как исчезнет из памяти мое собственное имя, домашний адрес и размер нижнего белья.

На этом наш обмен шутливыми любезностями закончился, и мы принялись оборудовать место предстоящего ночлега. Вопреки ожиданию Соболев к факту нашей совместной ночевки под одной крышей отнесся абсолютно спокойно. Буднично и, я бы даже сказала, по-деловому. Мне не однажды приходилось во время охранных мероприятий делить ночлег со своими подопечными. И первоначальная реакция на это представляла собой широчайшую гамму и палитру противоречивых чувств и эмоций. От самых примитивных, вроде рассматривания меня как бесплатного приложения в постели к пакету оплаченных услуг, до возмущения и полного неприятия. Последнее, как правило, со стороны родственников.

Не могу сказать, что реакция Соболева была какой — то особенной и ни разу не встречаемой мной. Но, к сожалению, такое отношение, условно называемое мною «нормальным», было редкостью. Поэтому оно приятно удивило меня, хотя где-то в глубине души немножко и задело — уж не растеряла ли я в процессе схватки на лестнице часть своего обаяния. Глаза непроизвольно поискали зеркало, но не нашли его. Тогда моя рука сама по себе потянулась к голове и наугад поправила волосы.

В своей жизни я знала мужчин. Разных и в разных обстоятельствах. Были среди них такие, при воспоминании о которых сердце начинало учащенно биться, и те, от которых удовольствия было, как говорится, меньше, чем от вареной морковки. От некоторых встреч остались глубокие оспины на сердце, но в конечном итоге я решила не зацикливаться на этом. Слишком много внимания требовали мужчины к себе, и если замыкаться на них, то полжизни пролетит мимо тебя. И ты даже не успеешь заметить, сколько интересного пропустила.

Но в данный момент флегматичная реакция моего подопечного была как нельзя кстати — не надо было отвлекаться от своего основного занятия. А полностью исключить вероятность повторного нападения я все же не могла.

После недолгих препирательств Соболев занял место и принял горизонтальное положение на диване, а я свернулась клубочком на трехногом кресле, придвинув его к стене для большей устойчивости.

Но мои опасения оказались напрасными. Тишину ночи нарушали только пение птиц и беспокойный лай собак. Соболев проспал долго — почти до десяти часов. Видимо, сказалось напряжение предшествовавшего дня. Честно говоря, я и сама, несмотря на чуткий сон, периодически погружалась в дрему, как в глубокую, теплую воду.

Ночь прошла без эксцессов, и надо ли говорить, как прекрасна жизнь, когда ее любишь. Я потянулась всем телом и быстро вошла в бодрое расположение духа. С необыкновенной остротой я почувствовала, что наступивший день событиями будет насыщен не меньше предыдущего.

Я быстренько умылась, привела себя, насколько это было возможно в данных условиях, в порядок, подошла к окну и, осторожно выглянув, стала наблюдать за тем, как медленно менялся цвет неба. Сначала темно-серое, усыпанное бледными звездами, потом оно приняло розовый оттенок, затем постепенно по утреннему небу разлилась яркая голубизна.

Я отошла от окна и проделала ежедневную разминку. От шума, который я произвела, лежащий на диване Соболев открыл глаза и удивленно посмотрел на меня.

— Доброе утро, Семен Петрович, — поздоровалась с ним я, продолжая делать гимнастику.

— Доброе утро, — ответил он.

— Как настроение?

— Благодаря вашему присутствию пытаюсь махать крыльями, как мотылек, в надежде взлететь.

— Обязательно взлетим, — заверила его я.

— Какие у телохранителя будут указания? — спросил Соболев, когда я закончила последнюю серию растягивающих упражнений.

— Вообще-то телохранитель подстраивается под охраняемого, а не наоборот. Поэтому все делать и работать будете, как обычно. Если возникнет необходимость скорректировать ваши действия, ради вашей же безопасности, то я сообщу вам об этом. А сейчас неплохо было бы немножко подкрепиться.

При упоминании о еде в желудке возникло ощущение пустоты. Мое предложение встретило горячий отклик и понимание со стороны Соболева.

Через пятнадцать минут, после того как я проделала с замками манипуляции, аналогичные вчерашним, мы уже ехали к центру города. Скоро мы достигли одного из многочисленных кафе и плотно позавтракали в нем.

Соболеву необходимо было заниматься делами фирмы. Однако во время завтрака он неловко опрокинул на себя кофе из чашки и посадил на пиджак заметное пятно. Явиться в офис или магазин и предстать перед подчиненными в таком виде он не мог. К тому же при внимательном осмотре пиджака в машине на рукаве обнаружился разошедшийся шов. Я вспомнила жалобный треск ткани вчера в подъезде, который раздался в момент выталкивания Соболева наружу.

Соболев посмотрел на меня. В его глазах боролись противоречивые чувства.

— Все могло закончиться значительно хуже, чем слегка подпорченный пиджак, — заверила его я.

— Да, — согласился Соболев после краткого раздумья. — К тому же кофе я опрокинул сам. Но в любом случае мне желательно переодеться.

— Поедем домой? — поинтересовалась я.

— Получается, что так. — Его лицо приняло виновато-извиняющееся выражение, как у спаниеля, чем-то рассердившего обожаемого хозяина.

— Но мы могли бы заехать в другую квартиру — ту, которую мы решили вчера не посещать. Она находится ближе, как раз по дороге. А то время немного поджимает, — сказал он, посмотрев на часы. — Правда, если это безопасно.