Сенатор-демократ Эл Гор-старший, член сенатского комитета по иностранным делам, призвал «перетряхнуть Комитет начальников штабов. Всех его членов необходимо заменить новыми людьми, более умными и способными». New York Times, в свою очередь, возложила львиную долю вины на ЦРУ и потребовала его «капитальной реорганизации»78.

Кубинские эмигранты обвиняли в провале операции Кеннеди, который не пожелал оказать им поддержку с воздуха. Большинство из них никогда ему этого так и не простят. Но, несмотря на столь широкую критику его действий в данной ситуации, рейтинги Кеннеди в этот период были самыми высокими за все время его президентства. Он даже шутил по этому поводу: «Я прямо как Эйзенхауэр: чем хуже поступаю, тем популярнее становлюсь»79.

Вся эта грязная история произвела на неопытного президента глубокое впечатление. У Кеннеди выработался здоровый скептицизм относительно разумности суждений военных советников и руководителей разведки. Он объяснял Шлезингеру: «Если кто-то начнет мне указывать, что написать в законе о минимальной зарплате, я без колебаний укажу ему на дверь. А вот когда имеешь дело с военными и разведчиками, почему-то считается, что у них есть некие непостижимые способности, недоступные простым смертным»80. А журналисту Бену Брэдли он сказал: «Первый совет, который я дам своему преемнику, – приглядывать за генералами и не думать, что, если человек военный, это автоматически означает, что его мнения по военным вопросам являются истиной в конечной инстанции»81. Эти слова означали первый проблеск понимания того, о чем с горечью предупреждал Эйзенхауэр. Но Джону Кеннеди придется еще круто ломать свое мышление, чтобы вырваться из железных тисков холодной войны и порожденных ею стереотипов.

После провала вторжения Кеннеди решил все же перетряхнуть «сукиных детей» в КНШ и «этих ублюдков из ЦРУ». Он угрожал «порвать ЦРУ на мелкие кусочки и пустить их по ветру»82. Председателем КНШ вместо Лемнитцера он назначил Максуэлла Тейлора, но, надеясь умиротворить «ястребов», решил поставить во главе штаба ВВС Кертиса Лемея – решение, о котором он впоследствии пожалеет. В ЦРУ Даллеса заменил консервативный бизнесмен-республиканец Джон Маккоун. Президент заставил написать заявления об отставке и двух заместителей Даллеса – Ричарда Биссела и генерала Чарлза Кэбелла. Всех зарубежных агентов ЦРУ и военных в других странах он подчинил послам, а также принял решение о сокращении бюджета ЦРУ к 1966 году на 20 %.

Ответственность за значительную часть тайных операций Кеннеди возложил на своего брата Роберта, и эти новые обязанности почти целиком поглотили время молодого министра юстиции. Именно под его контролем ЦРУ начало за три года 163 тайные операции. За все восемь лет правления Эйзенхауэра их было 17083.

Перед вступлением в новую должность генерал Тейлор провел расследование ошибок, допущенных во время кубинской операции. Генерал Беделл Смит [95] свидетельствовал: «Демократическая страна не может вести войну. Когда война начинается, президента наделяют чрезвычайными полномочиями. Граждане страны считают, что по окончании чрезвычайного положения права и полномочия, временно предоставленные главе исполнительной власти, будут возвращены штатам, округам и всему народу». Смит полагал, что ЦРУ перестало приносить такую пользу, как раньше, и его, возможно, придется заменить новой секретной службой. «Пора, – заметил он, – выплеснуть на ЦРУ ведро помоев, чтобы замаскировать его понадежнее»84.

Из-за растущего недоверия к советникам из числа военных и разведчиков Кеннеди было гораздо легче отвергнуть их требования об отправке американских войск в Лаос, хотя Эйзенхауэр и предупреждал его, что это может оказаться необходимым для победы над коммунистами из Патриотического фронта Лаоса. Кеннеди сказал Теду Соренсену и Артуру Шлезингеру-младшему, что, если бы не события в заливе Свиней, он бы уступил. КНШ настаивал на том, чтобы Кеннеди дал безоговорочное согласие на массированное вторжение в Лаос и одобрил распространение войны в Китай в случае необходимости, даже если это будет означать ядерную войну. Кеннеди воспротивился подобным требованиям и привел генералов в ярость, отдав предпочтение лаосским нейтралистам. «После залива Свиней, – сказал Шлезингер Дэвиду Тэлботу, – Кеннеди презирал КНШ… Он называл членов комитета кучкой престарелых генералов, а Лемнитцера и вовсе считал придурком»85.

Еще не оправившись от глубокого потрясения, вызванного событиями на Плайя-Хирон, Кеннеди тщательно готовился к июньской встрече с Хрущевым, которая должна была пройти в Вене. Хрущев уже переписывался с новым президентом, надеясь добиться некоторой разрядки напряженности и достичь соглашений по вопросам запрещения ядерных испытаний, положения в Лаосе и в Западном Берлине. Но теперь отношения между СССР и США были омрачены. На саммите глава советского правительства обрушил на президента США град обвинений. Хрущев обвинял молодого президента в том, что США проводят империалистическую политику по всему миру. Он заявил, что американо-советские отношения упираются в решение германского вопроса, и при этом резко критиковал ремилитаризацию Германии и ее растущую роль в НАТО. Он настаивал на том, чтобы до конца года был подписан договор, признающий существование двух самостоятельных германских государств. Для Берлина он предложил статус «свободного демилитаризованного города» под юрисдикцией Восточной Германии при гарантированном доступе для стран Запада. В конце встречи Кеннеди сказал Хрущеву: «Чувствую, нас ждет очень холодная зима»86. А одному репортеру объяснил: «Если Хрущев хочет ткнуть меня лицом в грязь, то я не вижу смысла в дальнейших переговорах»87. Джордж Кеннан заметил, что Кеннеди во время саммита «почему-то боялся даже рот открыть»88. Позднее уязвленный президент побеседовал наедине с Джеймсом Рестоном, одним из ведущих американских журналистов. «Тяжеленько?» – спросил Рестон. «Как никогда в жизни», – ответил Кеннеди. И объяснил подробнее:

Кеннеди было бы легче понять воинственность Хрущева, если бы он осознал, как глубоко обеспокоен СССР германским вопросом. Возможное размещение американских ракет средней дальности на территории [Западной] Германии и перебежчики из Восточной Германии в Западный Берлин были далеко не единственными причинами этой обеспокоенности. Больше всего Хрущева тревожила перспектива получения Германией своего собственного ядерного оружия. По этой причине он пригрозил заключить сепаратный мир с Восточной Германией и закрыть англичанам, французам и американцам доступ в Западный Берлин.