Рассказывая об этом четыре с лишним десятилетия спустя на конференции по ядерной безопасности в Вашингтоне, Кэрролл закончил словами: «И с тех пор я все время ехал на юг».

Берлинская стена устранила непосредственную опасность, позволив Хрущеву не выполнять свою угрозу о подписании провокационного договора с Восточной Германией. Кеннеди признался своим советникам: «Это не самое лучшее решение, но стена – это, черт побери, в сто раз лучше, чем война»97. Хрущев понимал, что [Западный] Берлин – самое уязвимое место Запада, и считал его «мошонкой Запада. Каждый раз, когда я хочу, чтобы Запад завопил, – говорил он, – я нажимаю на Берлин»98.

Хрущев нашел и другой способ заставить Кеннеди завопить в августе 1961 года: он возобновил ядерные испытания. Когда Кеннеди узнал, что испытания скоро начнутся, он взорвался гневом: «Нас снова уделали!» Советники призывали его не отвечать Советам тем же, чтобы тем самым получить выигрыш в пропагандистской войне, но Кеннеди отмахнулся от них, крикнув: «Кто вы? Пацифисты? Они только что дали мне по яйцам. Я что, должен сказать, что так и надо?»99

Предупреждения Кеннеди во время берлинского кризиса вновь поставили со всей остротой вопрос о строительстве атомных бомбоубежищ. Рекомендации относительно их строительства в 1950-е годы чаще всего пропускали мимо ушей. В марте 1960 года конгрессмен Чет Холифилд, глава подкомитета правительственных операций, заявил, что гражданская оборона находится в «плачевном состоянии», поскольку построено всего 1565 частных убежищ в 35 штатах100. Лишь немногие люди могли себе позволить либо хотели потратить несколько тысяч долларов на оборудование у себя дома таких убежищ. Лауреат Нобелевской премии, ученый-атомщик из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Уиллард Либби, бывший член КАЭ, предложил свой выход из положения. С большой помпой он соорудил в своем доме в Бель-Эйре под Лос-Анджелесом убежище стоимостью в 30 долларов и заявил: «Если ваша жизнь стоит 30 долларов, вы можете позволить себе такое убежище». Либби вырыл в склоне холма яму шириной в пять, глубиной в пять и длиной в семь футов. Обложил ее со всех боков и сверху сотней мешков с землей, а крышу настелил из 16 восьмифутовых шпал. К сожалению для семейства Либби, в феврале 1961 года по холмам Санта-Моники пронесся пожар, уничтоживший их дом. Миссис Либби успела спасти только две вещи: Нобелевскую премию мужа и свою норковую шубу. Сначала утверждалось, что убежище уцелело, но затем газета Washington Post с сожалением сообщила: «Пожар уничтожил атомное убежище Либби в Бель-Эйре»101. Момент был ужасающий. Газеты как раз печатали серию статей Либби под названием «Выжить при атомном ударе можно». Физик Лео Силард, один из создателей американской атомной бомбы, заметил, что этот случай «не только доказывает, что Бог существует, но и то, что у Него есть чувство юмора»102.

Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что летом и осенью 1961 года американцы просто спятили: страна начала обсуждать этические проблемы убийства друзей и соседей ради защиты неприкосновенности, безопасности и сохранения ограниченных ресурсов частного атомного убежища. В августе журнал Time опубликовал статью под названием «Убий ближнего своего», в которой цитировались слова жителя одного из чикагских пригородов: «Когда я закончу свое укрытие, я установлю у его люка пулемет, чтобы удерживать соседей подальше в случае падения бомб. Я говорю чертовски серьезно. Если тупоголовые американцы не хотят сами позаботиться о своем спасении, я не собираюсь ставить под угрозу возможность использовать оплаченное мной убежище для спасения своей собственной семьи»103.

На митингах люди, имевшие убежища, говорили своим соседям и лучшим друзьям, что убьют их в случае необходимости. Мнения священников разделились. Так, преподобный Л. К. Макхью, бывший преподаватель этики из Джорджтауна, подлил масла в огонь, опубликовав статью в журнале иезуитов America: «Подумайте дважды, прежде чем опрометчиво впустить в свое семейное убежище друзей, соседей или случайного прохожего… за ними к вам начнут ломиться другие… Разумно ли иметь в ваших аварийных запасах “защитные устройства” вроде револьверов для расчистки заторов в дверях вашего укрытия? Решать вам – в зависимости от обстоятельств»104.

Его преосвященство Ангус Дан, епископ Епископальной церкви города Вашингтона, осудил подход «каждая семья сама за себя» как «аморальный, несправедливый и противоречащий национальным интересам». Он заявил, что «мир, переживший ядерный удар, меньше всего будет нуждаться в людях, закопавшихся в частных кротовых норах, где не найдется места для ближнего»105.

Многие люди с горечью поняли, как холодная война и ужас перед уничтожением разъедают совесть американцев. Редактор журнала Bulletin of the Atomic Scientists Юджин Рабинович назвал частные убежища «жалкими», а дискуссии об убийстве ближних – «наглядным свидетельством порочности человеческой природы». Историк Габриель Колко сказал, что нейтральная позиция правительства в дискуссии по вопросу «убий ближнего своего», по всей вероятности, подразумевает, что оно «не будет протестовать и в том случае, если не имеющие убежищ соседи испортят систему очистки воздуха в убежищах своих вооруженных сограждан или просто заткнут воздуховод полиэтиленовым мешком»106. New York Times написала о сатирическом номере в одном из кабаре – комики представляли, как владельцы убежищ решили перестрелять своих соседей заранее, не дожидаясь, пока те начнут ломиться к ним. Боб Дилан записал для своего альбома The Freewheelin’ Bob Dylan песню под названием «Дай мне умереть стоя». Песня не была выпущена, а начиналась она словами:

Припев был таким:

Но наиболее творческим ответом, вероятно, был поступок одного из протестующих у здания вышеупомянутого иезуитского журнала. Он появился с зонтиком, на котором было написано: «Переносное атомное убежище». На заостренный конец стержня указывала стрелка с надписью «Для закалывания соседей, не имеющих убежищ»107. Несмотря на все давление со стороны правительства, неожиданно мало американцев построило себе атомные бомбоубежища. Очевидно, они понимали, что в случае ядерной войны от таких убежищ будет мало толку. Или же сознавали, что мир, который встретит их после выхода на поверхность, будет таким, что на его фоне смерть покажется благом.

Однако жуткий призрак ядерной войны витал над первыми двумя годами президентства Кеннеди. Он победил в президентской кампании, играя на страхе американцев перед отставанием в ракетной сфере, и первым делом поинтересовался у Макнамары, сколь велико это отставание. Всего через три недели стало понятно, что растиражированного в газетах отставания не то что нет, а у США даже больше ракет, чем у СССР.

Кеннеди хотел скрыть эту информацию от общественности. Он надеялся использовать выдуманное отставание по ракетам как предлог для увеличения расходов на оборону. Но 6 февраля его политически неопытный министр обороны шокировал репортеров, объявив: «Нет никакого отставания в ракетной сфере». Осознав, что он наделал, Макнамара предложил подать в отставку. Кеннеди ответил, что такое решение «преждевременно», и об этом случае быстро забыли.