Шрифт:
– Ой, сруб, мой сруб! Вы горите, поленца мои, вы сверкайте, уголечки мои! Ой, верушка моя, ой, желанная моя!
– Наш! Наш! Наш! – дико взвизгнул «сторожевой» парень, охраняющий вход в тайник сектантов-изуверов.
Он стал тоже приплясывать.
Чувствуя, что и мне, собственно говоря, следует принять участие в этой непонятной для меня, какой-то чисто языческой пляске, я тоже завертелся.
Какие «pas» я откалывал – ведает один Аллах, пророк его – Магомет, да засыпающий поволжский бор.
Я тоже выкликал – мычанием немого – какие-то звериные звуки.
– Ой, зажгись, ой, очисти!
– И зажжется, и очистит!
С меня градом катил пот.
Путилин выхватил из-за пазухи деньги (довольно порядочную пачку) и показал их «сторожевому».
– У них взял! У них, проклятых, взял! Нам принес, нам принес. Ой, веди меня к старшому, поклонюсь ему сребром, златом!
Окончилась дико-фанатическая пляска.
Я еле переводил дух.
– Ну, идемте, братушки мои любезные. Притомили вы, ноженьки свои, по тропиночке нашей идучи.
Мы шли по узкой-узкой тропинке. Вскоре показались строения. Можно ли, собственно говоря, назвать строениями те странные «постройки», которые я увидел? Это было все что хотите: то – большие муравейники, то – огромные норы кротов, но только не жилища людей.
– А скажи, паренек, давно срубы не горели? – шамкал Путилин.
– Ох, давно, отец мой во Христе Исусе! Давно!
Путилин гневно потрясал палкой.
– Аль и вы во власть лепости антихристовой впали? Али и вы забыли, за мирской скверной, глаголы писания: «Аще веруйте, из пещи огненной изведу вас невредимыми?» Огнь – все очищает, чрез огнь – прямая дорога ко Господу.
Страшный «лесовик»-сектант как-то взвизгнув, всхлипнул.
– Слушай же, отче, слушай… В ночь сию возгорится сруб.
– Ой ли? – фанатично «затрепыхал» Путилин.
– Тако реку. Истинно.
На небольшой поляне, со всех сторон густо прикрытой вековыми елями, из нор и щелей выползали люди.
Страшное это было зрелище.
Словно таинственные обитатели подземного царства, выходили старухи, старики, молодухи и юницы из недр земли. На фоне уснувшего черного леса их белые рубахи особенно ярко выделялись.
Тихое, заунывно-протяжное пение оглашало тайник:
Норушка ты, норушка,Подземная норушка!Свет Христов сияет здесьВо тебе – во норушке.Печальным, унылым, за душу хватающим напевом разносится по заповедному поволжскому бору эта странная песня.
Невольно у меня мороз пробежал по спине.
«Господи, да что же это? Хлысты? Нет. У тех совсем не так. Скопцы? Нет. И у тех иначе. Так что же это такое?»
Я чувствовал, что у меня волосы поднимаются дыбом. А песня, на минуту затихнувшая, вновь звонит своими унылыми переливами дрожащих мужских и женских голосов:
Бегунцы мы – подземничкиДа Христу вернослужники.Там живем, где взялися мы,От земли в пепел ссыпимся1.К маленькому седенькому старичку подвел «сторожевой» Путилина. Я скромно стоял позади его.
Сердце билось в груди неровными скачками.
– Вот, свет-батюшка, и еще гостей нежданных Исусе послал! – с низким поклоном проговорил он.
Маленький старик впился в нас, главным образом в Путилина, острым, колючим взором.
– Откуда?
– От поганой рати ко славному стану царя истинного всеправедного.
И вдруг, опять безумно захохотав, он выхватил пачку денег и протянул их сморщенному изуверу-сектанту.
– Ой, жгут, проклятые! Жгут! Много роздал я черным вранам, чтоб не тронули меня, а с остаточками пришел к тебе, царь-батюшка, ключу источника воды живой, что горит ярким пламенем.
– Видел кого? Враны где черные? – сгреб деньги «батюшка-царь ключа огненного источника».
– Ой, туча грозная вран собирается, каркают враны, на добычу собираются! Ой, горенько нам лютое, нестерпимое!
– Толком говори!
– Ой-ой-ой! Расступитесь вы сосны могутные, вы встряхнитесь, елочки душистые! Вы поплачьте над нашим тайничком, тайничком верным, приохотливым!
– Сведи старика! Дай попить ему, поесть медушку… А кто это с тобой?
– Раб наш верный Еремеюшка, без ушей, без гласа велия…
Нас повели дальше.
Низкий, низкий вход. С трудом пролезть можно.
Сыро… Влажно. Землей так и пахнет.
В норе-подземелье находилось несколько человек. Тут были мужчины и женщины.