— Тем более, что погода сегодня отличная, — продолжила Мальвина.

— Тогда давайте присядем, — предложил Миша. — Скамейки уже сухие.

Мы сели.

— Так что вам надо? Хотя сначала я хотел бы знать, кто вас ко мне прислал. Я не спрашиваю, кто вы такие, потому что вы не скажете. Да и, откровенно говоря, мне это неинтересно.

— Мы вчера беседовали с Микеле Платини.

— Как он себе чувствует? Дома у него все в порядке?

— Как дома, не знаю. Мы беседовали с ним в Сгрене, есть такая тюрьма в Милане.

— Да, — вздохнул Миша, — ему не повезло. Он просил передать мне привет?

— Я думаю, что он непременно сделал бы это, но ему мешали надзиратели.

— Я понимаю, — снова вздохнул Миша. — Вы старый знакомый Микеле?

— Мне приходилось с ним работать.

— Вы уже не молодой человек и хорошо говорите по-русски, значит, вы учились в России еще в то время. В таком случае вы должны были изучать закон перехода количества в качество.

— Я представляю, что это такое.

— Вы представляете. А я знаю. Я преподавал философию в Одесском университете. Так вот. Если количество информации, которую вы хотите получить от меня, перейдет в новое качество, то мне хотелось бы иметь более веские гарантии, чем рассказ о встрече с уголовником в тюрьме. Гарантии — это всегда гарантии. Хотя какие могут быть поручительства теперь, когда все перемешалось?! Так что за информацию вы хотите получить?

— Меня интересуют частные швейцарские банки.

— Вы хотите положить деньги в банк. Зачем? Пользуйтесь жизнью, пока вы молоды. Да-да, вы еще молоды. Вам нужно тратить деньги на вашу замечательную спутницу, а не гноить их в банке.

— Я не хочу класть деньги в банк. Как раз наоборот.

— Надеюсь, вам не пришла в голову мысль ограбить банк! От друзей этого сицилийца можно ожидать всякого.

— Я знаю номер счета. Но не знаю банка.

— А это понятно. Но хоть что-нибудь вам известно о банке?

— То, что его владелец был или есть человек по фамилии Энгельс. Хотя человек, от которого я узнал название банка, мог зашифровать имя. Он склонен к мистификациям.

— И это понятно. То есть это может быть банк Крюмме, Энгель и сыновья.

— Такой есть?

— Нет. Просто предположение.

— Вы нам поможете?

— Ради бедолаги Микеле.

— Когда я могу получить ответ?

— Завтра. В это же время. На этом же месте.

— И посмотрите, нет ли банкиров по фамилии Маркс.

— Я уже догадался.

— Почему-то я не очень верю, что этот бывший преподаватель философии поможет нам, — размышляла Мальвина за ужином. — Не похож он на специалиста по швейцарским банкам.

— А он и не специалист. Он просто знает этих специалистов.

На следующий день пароход снова доставил нас в Монтрё. Миша сидел на скамейке неподалеку от ресторана. Мы подсели к нему.

— Увы, — начал он, — банков, с указанными вами координатами, в Швейцарии нет. Не могли бы вы дать мне еще какие-нибудь данные?

Мне ничего не оставалось, как рассказать ему, что мы получили записку, где есть указание на Эвиан, рейс парохода и на имя Энгельс.

— Есть и номер счета, — добавил я.

Миша поразмышлял с пару минут.

— Все правильно. Вы мыслили верно. Но где здесь ошибка? Покажите мне точно, как было указано в записке.

Я написал: «Evian 10.45. — Engels».

— Почему перед Энгельсом стоит тире? — вслух рассуждал бывший преподаватель философии. — Это может быть, как вы и предполагали, «кто-то и Энгельс». Или это не тире, а минус, тогда это может означать: «Но не Энгельс». В этом случае, конечно, Маркс. Нет, вы рассуждали правильно. Но я еще посмотрю Фейербаха, Лафарга. Вам повезло, что вы попали на преподавателя марксистской философии. Где вы остановились в Эвиане?

— В отеле Ализе. Знаете такой?

— Я знаю все гостиницы в Эвиане. Номер, в котором вы остановились?

— Двадцать четыре.

— А! Этот в углу! В таком случае у вас должен быть хороший вид на Лак Леман.

— Все, рыбу я есть больше не могу, тем более, что и фера, и омбль все-таки одно и то же, — решительно изрекла Мальвина, разглядывая меню в ресторане.

Действительно, в какой бы ресторан мы ни заходили в Эвиане, в Швейцарии и на пароходе, в меню на первом месте значились «perches», маленькие рыбешки вроде ершей, местная достопримечательность, везде одинаково поджаренные и вкусные в зависимости от мастерства повара, и рыба, которая, в Эвиане называлась «fera», а в Швейцарии и на пароходе (пароход все-таки швейцарский) «omble». Мальвина сразу определила, что это одна и та же рыба. Я спрашивал у официантов, и мне доказывали, что нет. В туристском бюро в Эвиане мне даже показали рисунки обеих рыб. Разница на вид есть, но малозаметная. А вкус один и тот же. Русского перевода названия этих рыб я не мог найти ни тогда, ни после.

На этот раз мы обошлись без местных рыб и ограничились рябчиками с клюквенным вареньем и трюфелями, еще раз убедившись, что настоящую французскую кухню можно еще найти только в провинции, лишенной предприятий, притягивающих эмигрантов.

Столбик термометра поднялся до пятнадцати. Гуляющие вышли на набережную без плащей, и она сразу расцвела всеми цветами радуги.

Некоторых мы уже узнавали, с некоторыми раскланивались. На Мальвину обращали внимание, и она переживала, что второй раз выходит на променад в одном и том же костюме.