— Требуются доработка и эксперименты.

— Вы экспериментируете на людях?

— Мы сначала вводим новый препарат себе. Настоящий ученый должен рисковать. Мой молодой друг умер. Да и я скоро уйду. Причина моей болезни — я ввел себе препарат, где были неправильно рассчитаны компоненты.

— Но, может быть, сначала пробовать на животных?

— Мы так и делаем. Недалеко отсюда у нас есть поместье, мы его называем фактория. Там у нас содержатся обезьяны. Мы их используем для эксперимента.

Он замолчал.

Я посмотрел на него. Лежал он недвижно. Глаза его были закрыты.

«А он, случаем, не…» — подумал я.

Снова появился очень скучный человек. Мы отвернулись. Он начал колдовать над больным. Потом бесшумно вышел.

Я посмотрел на профессора. На этот раз у него были открыты глаза.

— Я очень рад, что вы пришли. Я давно уже никого не принимаю. А вас принял, потому что эта девушка знает моего брата. И мой брат знает ее. Я вас прошу, напишите ему. Вы напишете?

— Конечно, — ответила Мальвина. — Но что написать?

— Напишите, что у Марата, то есть у меня, все получилось. Он создал ген справедливости. Мои коллеги тоже могут ему написать, но он им не поверит. А вам поверит. Напишите, что еще немного — и мир станет другим. Мир честных людей, мир справедливости.

Он помолчал, потом произнес почти шепотом:

— Я вас прошу, позовите кого-нибудь.

Я открыл дверь и натолкнулся на грустного человека.

— Вас просят зайти.

Тот зашел.

— Позовите Андрея.

Грустный человек вышел.

— Вы понимаете, какой это будет мир. Вы еще его увидите. Эта девушка доживет до того времени, когда люди станут бессмертными.

Глаза его блестели, и он улыбался.

«Псих, точно псих», — решил я.

— Выйдите, пожалуйста, — попросил профессор. — Я дам указания Андрею. И до свидания. И запомните: каждый человек должен стремиться к тому, чтобы мир стал лучше.

Мы вышли из спальни больного. Вскоре оттуда вышел Андрей.

— Следуйте за мной.

Мы последовали за Андреем. Сначала мы прошли через лабораторию, там три человека в серых лабораторных халатах сидели за какими-то на вид не очень замысловатыми приборами. Потом спустились на один этаж.

— Уж больно простая лаборатория, никак не тянет на современную биохимическую, — сказал я Мальвине.

— Он же сказал, что у него совершенно новые методы.

— У Лысенко тоже были методы, — огрызнулся я.

Мальвина не поняла:

— При чем здесь Лысенко?

Андрей пропустил нас в комнату, заполненную какими-то мешками и пакетами. Высокие потолки и отсутствие окон указывали на то, что когда-то эта комната использовалась как склад. В углу стоял стол, на нем лампа. Было влажно и прохладно. Мне это начинало не нравиться.

Андрей порылся в ящиках стола, вытащил пару листов чистой бумаги.

— У вас есть чем писать?

Ни у меня, ни у Мальвины ручки не было. Я спросил у Исидоры. Она молча протянула шариковую ручку. Настало время ей все объяснить. Она внимательно выслушала, потом спокойно спросила:

— Когда Марина напишет то, о чем они просят, они нас убьют?

— Нельзя исключать. Ваш совет, синьора?

— Не надо ничего писать.

Я согласился.

— Не пиши ничего, Марина, давай сначала подумаем. Почему они нас боятся? Какие тайны мы узнали?

— Может быть, они нас пугают?! Неужели они боятся, что мы кому-нибудь выдадим этот ген? Мы же ничего толком не поняли.

— Дело в том, что никакого гена справедливости не существует. Это абсурд, сказка. Для генной инженерии нужно другое оборудование.

Синьора Исидора согласилась:

— Из того, что вы мне рассказали, я сразу поняла, что они получают не ген, а что-то более простое, но такое, что они скрывают.

— Наркотики, — предположил я.

— Наркотики, — согласилась Исидора.

— Они получают новый наркотик.

— В таком случае дела наши плохи.

Я посмотрел на дам. Внешне они были спокойны.

Открылось окошко, о существовании которого мы не подозревали. Просунулась голова Андрея:

— Готово?

— Передайте доктору, что писать я не буду.