Итак, начнем с участника обоих судебных разбирательств – как в Мещанском суде в 2004–2005 гг., так и в Хамовническом суде в 2009–2010 гг. Речь пойдет о прокуроре Дмитрии Шохине.

Изначально он получил известность как государственный обвинитель в деле генерального директора крупной нефтехимической компании «Сибур» Якова Голдовского, причем расследование осуществлял следователь Генеральной прокуратуры РФ Салават Каримов. Помимо этого любопытного совпадения, повторившегося на первом процессе против Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, обращает на себя внимание упоминание в СМИ того факта, что бизнесмен был в итоге освобожден из-под стражи и покинул Россию, передав «Газпрому» контроль над указанной компанией. Один из очевидцев судебного разбирательства рассказывал, что прокурор Шохин, сначала активно настаивавший на содержании подсудимого в СИЗО, внезапно сменил гнев на милость и, после того как Голдовский счел за благо расстаться с имевшимися у него акциями, заявил, что не возражает против изменения тому меры пресечения. Трудно отделаться от мысли, что обстоятельства приведенного дела сильно напоминают ситуацию с банкиром Колядой, хотя развязка происходила по-разному.

Следующей ступенью было поддержание обвинения в Мещанском суде по делу одного из основных акционеров ЮКОСа, бывшего президента ООО «ЮКОС-Москва» Василия Шахновского. Шохин, занимавший тогда должность с длинным названием – старший прокурор отдела по поддержанию государственного обвинения управления по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Генеральной прокуратуры ГФ, – доказывал, что Шахновский совершил уклонение от уплаты личных налогов и при этом подделывал документы. 5 марта 2004 года процесс завершился вынесением обвинительного приговора с освобождением от отбытия наказания.

В процессе разбирательства первого дела против Ходорковского и Лебедева заслуги Шохина были оценены орденом Почета. Указ о награждении 31 декабря 2004 года подписал президент ГФ Владимир Путин. В этом же году Шохин был признан лучшим обвинителем Генеральной прокуратуры.

Понятно, что такие достоинства не могли оставаться невостребованными. И вот как описывает работу Дмитрия Шохина экс-судья Московского городского суда Ольга Кудешкина, столкнувшаяся с ним в ходе ведения одного из разбирательств: «В судебном заседании гособвинитель, представитель Генпрокуратуры Шохин, предпринимал все меры для того, чтобы представленные им доказательства были исследованы в суде только в выгодном для обвинения ракурсе. Когда гособвинитель убедился, что суд исследует доказательства объективно и беспристрастно, он стал срывать процесс: заявлять ходатайства об отложении дела под предлогом его участия в “более важных делах”; в нарушение требований закона отказался выполнять свои обязанности по предоставлению доказательств; по надуманным основаниям стал заявлять отводы мне – председательствующей по делу, народным заседателям, всему составу суда, причем делал это в оскорбительной форме. При этом обстоятельства, на которые он ссылался, явно не соответствовали тому, что происходило в процессе, о чем заявили все участники судебного процесса, в том числе даже и потерпевшие» [38] .

Я привожу здесь и далее оценочные суждения и других людей, дабы избежать упреков в излишнем субъективизме по отношению к представителям процессуального противника. Если же говорить о фактах, то после первого суда над руководителями ЮКОСа Дмитрий Шохин пошел на повышение и возглавил отдел, в котором работал. Во второй процесс он вступил в должности начальника организационно-аналитического отдела главного управления по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Генеральной прокуратуры РФ, занятой им в сентябре 2006 года.

В Мещанском суде Шохин, как правило, вел себя довольно активно. Естественно, что его личность привлекала к себе особое внимание журналистов, хотя, по правде сказать, их он упорно сторонился. Вот как в книге «Самые громкие судебные процессы» говорится об этом персонаже: «Звездой процесса стал гособвинитель Генпрокуратуры Дмитрий Шохин. Правда, звездой мерцающей – бывало, что он целыми днями серым голосом зачитывал тома обвинительного заключения – так, что большинство присутствующих неудержимо тянуло в сон. А бывало, горел неистовой страстью в борьбе с организованной группой Ходорковского – Лебедева…Маленького роста, легкий на подъем, прокурор не ходил – летал по коридору. Неприметный вне суда, на процессе прокурор Шохин, не зная усталости, мог часами задавать свидетелям одни и те же вопросы, пока не добивался нужных ответов» [39] .

Мы с Шохиным на том процессе не раз пикировались, да и другие адвокаты были не в восторге от его поведения. Сейчас уже, по прошествии времени, я прихожу к выводу, что из него мог бы получиться достойный противник, если бы он отрекся от глупостей и фальсификаций, встречавшихся в обвинительном заключении, а также корректно вел себя по отношению к свидетелям и специалистам со стороны защиты. Возможно ли такое для человека, за которым тянется шлейф весьма неприглядных деяний, – большой вопрос. Хотя, проглядывая протокол судебного заседания по первому уголовному делу, можно, например, найти следы бурных словесных баталий сторон на тему о сущности правовых оснований для продления сроков содержания под стражей. Сейчас в это трудно поверить, но бесстрастный документ зафиксировал, например, в указанной связи слова Платона Лебедева о юридических уроках, данных «уважаемым государственным обвинителем». Или такое его признание: «Тяжело переиграть великолепно подготовленного юридически государственного обвинителя». В свою очередь, адвокат Юрий Шмидт не считал зазорным при выступлении назвать прокурора «уважаемым мною лично господином Шохиным». А Каринна Москаленко, выражая в конце второго процесса огорчение профессиональным поведением обвинителей, признавалась: «Они небесталанны, я с некоторыми из них встречалась в других процессах, я помню господина Шохина, убедительно “жгущего глаголом”».

В то же время этот «уважаемый господин» позволял себе поступки в отношении адвокатов, никак не делавшие ему чести и, что самое удивительное, не вызывавшиеся какой-либо объективной необходимостью при отсутствии даже малейших поводов. Правильнее, наверное, было бы говорить об элементарной непорядочности. В один из дней жаркого августа 2004 года, ближе к концу рабочего дня, в заседании, начавшемся в 9.30 утра, Генрих Падва попросил суд объявить перерыв до завтра, сославшись на усталость, свой возраст (на тот момент ему было 73 года) и восемь часов, уже проведенных в судебном зале при допросе свидетеля. Единственным, кто против этого категорически возражал, был прокурор Шохин. Дословно он заявил: «Не могу поверить, что Генрих Павлович, уважаемый многоопытный адвокат, не в состоянии дальше продолжить работу. Во всяком случае, объективных свидетельств я не наблюдаю, поэтому не могу согласиться с возможностью удовлетворения такой позиции… Никаких препятствий к тому, чтобы судебное заседание продолжалось далее сегодня, я не вижу». Однако суд оказался гуманнее прокурора и все же объявил перерыв.

Касаясь деловых качеств государственного обвинителя, отмечу, что о методах, применявшихся в своей работе прокурором Дмитрием Шохиным, будет рассказано далее, а вот об оценках, которые он заслужил своей деятельностью, необходимо упомянуть уже сейчас.

Однажды на процесс пришел писатель и публицист Виктор Шендерович, как раз заставший один из пиков активности Шохина, делавшего все возможное, чтобы не дать изложить свое мнение приглашенному защитой специалисту по вопросам налогообложения. Делясь потом впечатлениями от увиденного, Шендерович высказал предположение, что для участия в суде по делу Ходорковского и Лебедева прокуратура провела конкурс хамов, по итогам которого г-н Шохин, выигравший на этом конкурсе, был допущен к процессу.