Сергеев Михаил
Шрифт:
– Я?
– Нет, я же! – она сжал губы. – Ну, хоть настолечко понять бы, что происходит? – три пальца сошлись в щепотку.
– Поедем в магазин?
– Может, пешком? – уныло глядя вслед молодым, спросила Полина. – Тут же недалеко.
Подруга пожала плечами. Ни посещение зала, ни новая встреча не прибавили ей настроения. Обе думали об одном: стоит ли вообще продолжать задуманное.
Но упорство жены Валентина Львовича победило. Да иначе и быть не могло.
Через несколько минут они входили в магазин.
– Погоди, не туда, – Полина потянула спутницу за руку, но вдруг замерла. – О-бал-деть!.. – и толкнула Елену в бок. – Вон, видишь? Стоит… кажется, я сейчас тронусь… в зеленом пиджаке, а тётки нет. Надо же! Постой, тоже стоит, но отодвинули… Послушай, а тебе не кажется странным, что ничего не изменилось за двадцать лет?.. – не оглядываясь, бросила она.
– Не кажется, – сухо ответила Елена. – Потому что вчера их здесь не было. А завтра – не будет.
Полина после этих слов чуть сбавила шаг, оказавшись ведомой.
Лена подошла первой. Ни билетов, ни протянутых рук они не увидели. Но прежняя надменность мужчины давала надежду.
– Видишь, – зашептала Полина, – на ней такая же! – И указала на грудь женщины: зеленая накидка была на месте.
Лена продолжала пристально смотреть на даму в белом платье.
– Да, которую ты не смогла показать в детстве. Что, вспомнила, как потянула меня сюда после кино? – Елена усмехнулась. – И как-то зло добавила: – Они появляются здесь, по необходимости. И неслучайно – сегодня.
– Во сне, – всё еще шепотом ответила подруга. – Вспомнила во сне. Дай-ка я… – она двинулась вперед. – Эй, – Полина, не веря сама себе, что вообще такое может быть, тихонько тронула манекена за рукав, – вы дали мне однажды два билета…
Лицо оставалось неподвижным.
– Да, всё-таки я заснула, пережидая дождь…
Смущаясь от неловкости, столь несвойственной взрослым даже после игры в детство, но, что и было как раз ее характером, а не требованием жизни, Полина разочарованно вздохнула. Вздохнула и улыбнулась, сожалея о растаявшей мечте.
– А билеты оставил какой-нибудь шутник…
Но тут Лена, не реагируя на слова, отстраненно глядя теперь уже на мужчину, не своим, низким голосом произнесла:
– Мне нужно в Колизей. Слышите? Мне нужно в Колизей!
Голова манекена дрогнула, зубы обнажились, корпус чуть подался вперед:
– Это невозможно. Входом пользуются только раз. Это невозможно. – Проскрипел он. – Повторить нельзя. Нельзя, нельзя…
– Что же мне делать?! – вдруг закричала Лена.
Полина, охнув, отступила. Но тут же пришла в себя.
– Так это все правда?! И билеты?!
Посетители зала с удивлением обернулись к двум женщинам, отчаянно жестикулирующим перед манекеном у стекла.
Вдруг, позади Лены, раздалось:
– Ты уронила накидку… быть беде. Случилась беда…
Она обернулась.
Дама в белом смотрела на нее в упор, проговаривая:
– Твой отец бросил вызов. Должна зазвучать… четвертая струна никогда не падает вниз… помогу. – Губы холодно шевельнулись. – Хочу вернуть себе жизнь… – медленно произнесла она. – Вот тебе мое добро: есть еще один вход в Колизей. Помоги и ты мне. Следуй…
– Замолчи! Замолчи! – зашипел зеленый пиджак, – она лжет… лжет… ты сгоришь! Помни! Сгоришь! – он впился взглядом в Елену, – герцог показал конец, положив начало! Конец – это бал пылающих! Пылающих!
Ошеломленная женщина кивнула. Всё, что произошло с ней, молниеносно связалось в сознании с этими словами. Она вспомнила. И поняла.
– Сгоришь! – угрожающе повторил манекен.
И тут Лена, как будто очнувшись от слов, от напора мужчины, растерянно залепетала:
– Но я хочу забыть эту жизнь, пережить снова! По-другому! Я так решила! Хочу вернуть всё. Всё! Отца, мужа! – воскликнула она и в отчаянии повернулась к женщине в белом: – Умоляю, скажите…
– Андрей… сейф… книга… – лишь успела произнести женщина-манекен, как вдруг вспыхнула и, объятая пламенем, медленно осела на пол. Лене показалось, что догорающие останки зашипели: «Уш-шел, уш-шел». И тут же рассыпались на золотые змейки. Манекен уже стоял в прежней позе.
– Ты видела? Ты видела? – закричала Полина. – Что? Что это было?! – повторяла пораженная женщина, прижав ладони к щекам и глядя на угасающие язычки.
К ним уже бежали люди. Кто-то ударил огнетушителем об пол. Струя пены белым покрывалом схоронила под собой всё.