Тот смущенно развел руками.

Слишком долгое отсутствие женщины заставило поволноваться. Понимая состояние, в котором находилась дочь друга, и опасность надолго оставлять ее одну, Крамаренко вскоре не выдержал и направился к дежурному, по ходу соображая, как донести беспокойство, не касаясь главного. Тот долго и внимательно слушал, но безуспешно, потому как стал звонить старшему. В момент, когда мужчина и увидел бессмысленность надежды, в зал вышла Елена. Обведя растерянным взглядом тихую суету, женщина, наконец, увидела друга семьи. Точнее «узнала», судя по глазам. Неторопливо, даже слишком неторопливо для причин обеспокоенности последнего, она приблизилась. Также медленно, но поочередно, мужчина почувствовал сначала робость, затем волнение и страх. И тут же нашел причину: такими глазами люди не смотрят друг на друга. Вспомнив, что ему следует вести себя иначе, нежели полу противоположному, Крамаренко попытался улыбнуться. Ничего не вышло. Да и было поздно.

– Вот, Виктор Викторович. Книга. Отдайте маме, – отрешенно сказала Лена.

– Хорошо, сама и отдашь… Больше ничего? Не было?

– Нет… сами. Я не могу… сейчас. Что вы на меня так смотрите? Мне надо побыть одной. Погуляю…

И, не дождавшись ответа, оставила ошарашенного Крамаренко одного. Со своими мыслями, книгой и вами дорогой читатель.

Попробуйте понять, что должен делать мужчина в такой ситуации? Как повести себя? И вы ощутите всю трудность положения, в которое время от времени загоняют их женщины… По причине всего лишь отсутствия в эти минуты места в сознании одной из них. Ради чего, собственно, живут. А как следствие, поймете всю несправедливость выговора, полученного председателем от губернатора за опоздание, меж тем как вины того не было: ведь первая причина, элегантно растаяв, и породила вторую – основание для взыскания. Можно попробовать и дальше описать множество кругов, что разошлись от столь малозначимого поступка нашей героини, и, уверяю вас, привели к самым неожиданным последствиям. Например, к вашим взглядам, их переоценке. Но лучше оставить это страницам… или все-таки вам? Что ж, спешу успокоить – ничего такого делать мы не будем. И причиной тому – третьей по счету! – станет упомянутый выше неизбывный оптимизм Крамаренко, который и передался автору. Уж чем-чем, а взысканиями тот мог бы обклеить весь чудный холл, в котором, шагая взад и вперед, терял время, обдумывая как ему быть. А вы? Вы уже обдумали? Я – да.

Напомним читателю, что герцог, восхищенный требованием Лены идти прямо в зал оваций, шел очень быстро. Поэтому девушка, проходя арки, короткие переходы и залы, успевала лишь заметить различия в интерьерах, которые отличались разноголосием цветов, звуков и даже запаха. Всё это забавляло и одновременно огорчало. Она уже жалела, что не могла заглянуть за ряды тонких шелковых занавесей в восточном стиле, которые, казалось, скрывали веселые компании подростков, судя по детским голосам. Или покружиться среди цветных мячиков, что скакали, кувыркая нарисованные на них рожицы, а фиолетовая – даже подмигнула. В одном из залов она увидела мужчин в низком поклоне, во фраках, приглашающих войти. Еще через переход, повернув голову направо, Лена рассматривала по-разному одетых людей, которые стояли в две шеренги вдоль красной дорожки. Дорожка и шеренги уходили далеко вглубь, откуда слышалась бравурная музыка, прерываемая громом литавр. Каждый из людей держал что-то в руках, и на лицах ближних девушка могла видеть недоумение от невнимания к ним. Некоторые даже стали перешептываться. Ей было жалко, но не их, а себя. Свою решимость и торопливость. Лена замедлила шаг и уже хотела окликнуть герцога, но тут кто-то потянул ее за руку. Жи Пи поморщился, давая понять, что не стоит, и кивнул головой вперед. Лутели обернулась и, с подозрением посмотрев на пару, тоже сбавила шаг:

– Понимаю. Я бы не отказалась. Не ты ищешь-рыщешь, а тебе дают. Сами. Приятная процедура, даже когда уже складывать некуда. Давишься. Его Светлость однажды не отказал в моей просьбе. Незабываемо!

Девица свысока глянула на гостью, как бы убеждаясь, что сказанное дошло, и та пожалела.

– Она здесь не за этим, – тихо заметил паж.

– Понятно, за успехом. Не глухие, – огрызнулась Лутели.

– И вовсе нет. Мне просто интересно… – попыталась оправдаться Лена.

– Не оригинальна. Придумала бы что получше. Недавно слышала удачное оправдание от одной: для родителей – чтобы доказать, для знакомых, чтобы ценили. Вот, мол, какая у них дочь и подруга. А какая мать! Всем на зависть. Которая точно понимает, что надо закладывать в детей! Для счастья. А ты… – «интересно!», по «любопытству». Банально, – и вдруг зло добавила, – тьфу… недоучка. Уроки-то пропускала?

– Случалось…

– Так восполняй. Учись оправданиям! Главное в жизни – оправдывать саму себя! Все умеют… кроме некоторых. «Ин-те-рес-но» ей, – Лутели даже скривилась. – И для чего ты нужна? Не могу понять. Отнять бы… – она осеклась, – ну-ка, прибавьте шагу, а то совсем отстали! – бросила гранд-дама и, подобрав платье, убежала вперед.

Елена хотела подчиниться, но паж удержал ее снова:

– Не торопись. Успеем. Туда – успеем.

– А почему она злится?

– На то и злится… не затянули в залы. Подготовка сорвалась. Ну, и завидует… Потому что у тебя на руке… – он сконфуженно замолк.

– Подготовка? Какая подготовка?

– Твоя. Тебя. Здесь всех готовят. Тогда всё как по маслу… Исключение сегодня. Не знаю, что это с Его Светлостью.

Тут короткий переход закончился, и в зале справа, прямо по ходу, Елена увидела нескольких женщин, похожих на тех, которые встретили ее в начале, где с балкона на малахитовых колоннах музыкант уронил скрипку. Завидев пару, они быстро, прикрываясь веерами, что-то зашептали. Когда девушка с мальчиком поравнялись, гостья услышала:

– Браслет с ракушками! Браслет с ракушками! – Любопытные взгляды, уже не скрываясь, ощупывали пару. А старая женщина в муаровом платье с каркасным воротником над головой прошипела: – Смотри-ка, даже еще не статс-дама… а как повезло!

– Говорят, она незнатного рода? – заметила та, что рядом.

– Милая, сегодня русские «незнатность» определяют словом «неизворотливость». И чем вы занимались с гувернанткой? А эта, – высокий воротник кивнул на Лену, – в последнем преуспела, коли здесь.

Третья, в легком шифоновом платье, тут же вступила в разговор:

– Да, но верно ли, Анна Павловна, что у них, – тон стал заискивающим, – ни первое, ни второе значения не имеют?

– Знатность, милая, – положение дамы в бардовом позволяло обращаться так ко всем, – это форма. А форму меняют. Мы и время. Но хозяйка у нее – смерть… – она усмехнулась. – Вот моя, помню, уж на что мучительной была…

Жи Пи потянул Лену, которая снова замедлила шаг и повернула голову, вслушиваясь: – Пойдем, пойдем скорее.

– Ах, да, графиня, конечно, конечно… – раздалось позади, и Лена успела заметить, как две дамы склонились в глубоком реверансе.

– О чем они говорили?

Мальчик поморщился, будто сожалея, что вынужден отвечать и произнес:

– О браслете.

– Браслет?

Жи Пи остановился. Он взял руку Лены, на которой была надета связка маленьких ракушек, и погладил ее.