– А может лучше верить ей? Власти-то? – полюбопытствовал с сарказмом худенький студент с галерки. – А то совсем запутал.

– Тогда беспорядки.

– Получается, и выхода нет! – не унимался тот.

– Никакого. Власть в кресле, пока народ заблуждается. А как прозревает – сметает. Сам или с помощью извне. Власть порочна по природе. В любой стране, во все времена. А другой кажется только в креслах. Предмет «История человечества». Безнадежный круговорот.

– То есть всякий протест оправдан?!

– И всегда обоснован, заметьте. Ведь он – отказ от слепой веры. Да что ходить далеко… вон на днях президент подписал указ о повышении зарплат депутатам до трехсот тысяч. При минимальной оплате труда – пять по стране. Первый, в силу отсутствия государственного мышления, не понимает безнравственности подписанного. А вторые безнравственно делают вид, что достойны. Тлеющий протест существует перманентно – власть всегда и везде обоснованно недолюбливают. Его можно разжигать, как в примере, и не только литературном, но и примером дня сегодняшнего. Или дезавуировать, отвлекать, перенаправлять – но это уже талант. И тогда страна относительно спокойна. Но плата – насилие над свободами. Протестная суета свойственна всему миру. Исключений нет. И в Америке, и в Европе, и в Индонезии. В Китае или России. Всё одинаково. А если первые, кто не любит побольше, сливаются в кучки, то и получались «Богучаровы» двести лет назад, Пугачевы – триста, или даже районы в «Великую Отечественную». Ну и лозунги «Долой самодержавие!» в семнадцатом.

– Или Майдан!

– У меня к докладчику вопрос, – профессор знаком попросил тишины и встал. Заложив руки за спину, он сделал несколько шагов к рядам, затем повернулся. – То есть, не существует обстоятельств, уничтожающих протест?

– Отчего же? – Андрей вскинул брови. – Вот в тех отношениях, солдата и генерала, простого человека и графа он не востребован. Замечу, при огромной разнице в доходах. «Человечность» побеждает всё. Дух становится выше имущественных различий.

– Да это новаторство в революционных теориях, милейший! – воскликнул преподаватель, поправив седую прядь. – Вы отрицаете единственно общее, что их объединяет – движущую силу масс и мотив – разрыв в уровне жизни! Ведь нищета одних и богатство других – взрывоопасная смесь! Так было всегда. Маркс!

– Устарела теория. Задолго до рождения. Тупиковой ветвью прогресса ее сделал Воронцов.

– Нет, помилуйте, давайте о сегодняшнем дне! Ни крестьян, ни князей нет. Есть «бизнес» и работающие на него. Как убрать противоречие здесь?

– Да очевидно – как. Следовать примеру Воронцова. Он заставил, подчеркиваю, заставил себя спуститься к человеку. Встать с ним под пули, штыки, и остаться вместе потом. Что мешает бизнесу стать с человеческим лицом? Стать под пули его не зовут. Жадность. Ведь не пропить, не проесть, не сносить всех костюмов. Ну не может быть человеческой, человечной… цель набивать карманы. «Всех денег не заработать» – банальная догадка посещает… пусть некоторых. Остается шажок. В нём, в маленьком движении, а не в строительстве «силиконовых долин» или разработке арктических шельфов обещанное будущее. По-настоящему светлое. И шагнут, и примут его, и откликнутся. Это и есть идея двадцать первого века. Его предназначение… соломинка перед катастрофой! Ну, понял, увидел же Эндрю Карнеги смертельное жало богатства. И раздал почти всё.

«Если человек умирает богатым – он умирает в позоре» – его слова. Михаил Семенович Воронцов оказался жив в нём. Отношения к человеку шагнули через крепостное право, каторжный труд, зависть и злобу, как следствие… и попрали теорию Маркса. Но никто не заметил. А ведь жестокостью молодого Карнеги к рабочим пугали детей!

– Значит… взрывная смена власти не одобряется? То есть библейское «Всякая власть от бога» – вы все-таки оправдываете? – спросил профессор.

– Хорошо отвечал на этот вопрос автор «Воскресения», добавляя: «Очень может быть», но просил уточнить: «Чья власть? Екатерины или Пугачева?»

Профессор хмыкнул.

– Ну да… Сталина или Романовых? – и бросил взгляд в зал: – Будут вопросы?

– А я не согласен, – прямо перед кафедрой, в центре аудитории, поднялся длинноволосый парень.

Все повернулись.

– Всякая власть привязана к месту, и потому во времени их может существовать несколько…

– Интересно, интересно, продолжайте Миронов, – профессор одобрительно кивнул.

– Я имею в виду, что в конкретном месте – под тем же Оренбургом – власть Екатерины отсутствовала… была неочевидна. А Пугачева, там же и в то же время, существовала бесспорно. И вообще, власть реальна лишь в проявлениях и на конкретном месте… она ничто без них. Так вот, проявления власти Екатерины… в том месте, не замечалось. А значит – не было, – студент пожал плечами.

– И что с того?! – крикнул кто-то явно недовольный заключением.

– А то, что библейское выражение верно. То есть существовали одновременно две власти, но в разных местах. Как и тысячи ежечасно и повсеместно. Коллективные или индивидуальные.

– Так всякая от бога? – не унимался возмутитель.

– Выходит так, – студент вдруг резко повернулся на голос: – Ее много и всегда. Взять преступные группы – там власти признанной законом нет. Но есть «свои» законы и своя власть. Да так на каждом шагу, начиная с семьи. И всякая из них закон пишет для себя. Если же кто-то его не соблюдает – сразу же рождает власть новую. Собственную. И нет оснований считать, что она призрачна.

– Во, загнул! Оппонируй, Андрюха! Защищай Толстого!

Зал зашумел. Профессор выглядел довольным – такого серьезного обсуждения известной любому школяру темы он предвидеть не мог. Наконец, все успокоились. Андрей поймал на себе взгляд преподавателя, все еще ждущего ответа, и повернулся к залу:

– Не буду… защищать. Я подумаю… Возможно, оппонент прав… великие имена, великие заблуждения…

– Вот это ревизия! – тот же голос явно провоцировал углубление полемики.

Но все почему-то молчали.