— Прости. Этого не надо было говорить.

— Да, — она глубоко выдохнула, и прядки волос поднялись надо лбом, — не надо было.

— В особенности теперь, когда он ушел из твоей жизни.

— Да, когда ушел. — У Кэрри судорогой свело живот от этого напоминания.

Уилл помолчал, изучая ее, а потом продолжал:

— Так что же делал Роберт такого, что тебе нравилось?

— Он никогда со мной не спорил, — неуверенно пробормотала она.

— Да, он, видимо, принадлежит к тому типу людей, которые позволяют другим в большинстве случаев поступать по-своему.

— Ну да. Да, позволял.

— Гммм...

— Но в этом нет ничего плохого, Уилл! — раздраженная его тоном, с жаром выпалила Кэрри.

— Черт, конечно, нет — если мужчине нравится быть болонкой.

— Он не был... это не имеет значения, — проговорила она, сдерживая гнев. — Важнее другое: Роберт умел заставить женщину чувствовать себя особенной. Умел за ней ухаживать.

Уилл опустился в кресло напротив, поставил бутылку на стол, наклонился вперед и положил руки на колени, — кажется, вот-вот расхохочется.

— Умел ухаживать за женщиной?

«О Боже, — подумала Кэрри. — Лучше бы я этого не говорила!» И принялась старательно изучать собственные ногти. А вслух небрежно согласилась:

—Да, вот именно.

— Потрясающе! — рокотал Уилл, напрасно стараясь подавить смех в голосе. — Кэрри, я знал многих женщин, встречался с многими. Неужели ты думаешь, что я не умею ухаживать и не представляю, как это делается?

— Откуда мне знать? Я никогда не видела этой стороны твоей натуры. Со мной ты всегда бывал очень деловитым, вечно командовал и спорил.

— Неуже-ели?

— А сам ты разве итого не признаешь?

Судя по выражению лица, он сейчас поступит в полном соответствии с ее обвинением, но оспаривая каждый его пункт. А он вдруг мирно произнес:

— Ладно. И что делал Роберт, когда за тобой ухаживал?

— Он часто посылал мне цветы.

— Я тоже приносил тебе цветы, — запротестовал Уилл.

— Которые рвал на клумбе перед моим общежитием.

— Это только один раз. И кроме того, я торопился, — защищался он. — Расскажи мне больше о Роберте как о... возлюбленном.

«Новое прозвище звучит не лучше, чем "подонок" или "трус"», — промелькнуло в голове у Кэрри.

— Он постоянно говорил о том, что ему нравится во мне, что он ценит.

— Я ценю тебя.

— Ты только критикуешь! — всплеснула руками Кэрри.

Спохватившись, встала, подошла к малышам проверить, не проснулись ли. Нет, к счастью, проспали весь спор. Щенок (для нее он теперь Засоня) проковылял у нее под ногами, немножко пообнюхивал гостиную и снова хлопнулся на пол дремать.

Все это время Кэрри не слышала голоса Уилла, но когда выпрямилась и отвернулась от малышей, то обнаружила, что он стоит прямо у нее за спиной. Теперь в его серых глазах не осталось и следа смеха, они стали серьезными и спокойно-сосредоточенными.

— Мне очень многое нравится в тебе, Кэрри. — Он кивнул в сторону близнецов. — Во-первых, твое сострадание и твоя голова. Но я всегда считал, что ты недооцениваешь свой интеллект.

— Недооцениваю? — Она пыталась проглотить комок в горле.

— Ну да. Почему-то ты считаешь, что у вас с Джинни нечто вроде соревнования. Но в то же время убеждена, что конкуренция между вами невозможна, ведь она, по твоему мнению, способнее тебя.

— Не только меня, но и очень многих, кого я знаю.

— Это правильно, ее коэффициент умственного развития где-то в стратосфере. Но это вовсе не причина, чтобы ты отрицала за собой право на писательскую карьеру. Ты думаешь, что не сумеешь достичь такого же успеха, как она.

Все, что он сказал, — это правда, возразить нечего. Но никто раньше так не разжевывал ей эту правду, — естественно, кроме него самого. Он-то всегда старался убедить ее в этом. Она вздернула подбородок и прокашлялась.

— Мы как будто не на эту тему собирались сейчас говорить.

— Не на эту. — Он внимательно поглядел ей в лицо — оно будто захлопнулось, как книга. — Я получил инструкции по ухаживанию за женщинами. — Улыбка, нежная, призывная, заиграла на его губах, когда он подошел к ней и коснулся кончиков ее волос. — Я каждый раз, когда видел тебя, думал: твои волосы как осенние листья.

— Уилл? — Кэрри обомлела от изумления.

— И глаза тоже; хотя, по-моему, они ближе к цвету жженого сахара.

— Жженого сахара?

— И еще мне нравится твоя походка. Я обычно любовался, как у тебя изящно покачиваются бедра — словно подпрыгивают при каждом шаге.