– Но за что признательность? – опять спросил Самуил.

– Ох, любопытный упрямец! – засмеялся Юлиус. – Что ж, будь по-твоему: ты сейчас все узнаешь, если пожелаешь пройти вместе со мной в соседний кабинет.

– Почему бы не здесь?

– Потому что в этом деле есть тайна, о которой я не могу говорить ни при мадемуазель Фредерике, ни в присутствии Лотарио.

Самуил на миг заколебался, не желая оставлять Лотарио и Фредерику вдвоем. Но по размышлении он успокоился. Он был достаточно уверен во Фредерике, чтобы не сомневаться, что после всего сказанного между ними утром она первая постарается покончить со всеми надеждами Лотарио. Разумеется, она никому не позволит сказать ни одного дерзкого слова невесте Самуила. Напротив, даже лучше, если с этим будет разом покончено, притом она сама скажет Лотарио, чтобы он забыл и думать о ней. Ответ на письмо, написанное Лотарио сегодня утром, из собственных уст Фредерики прозвучит более веско и решительно, чем если бы он исходил от Самуила.

Тем не менее лишняя предосторожность, как подумалось Самуилу, будет небесполезна. Он подошел к дверям салона, через которые они с Лотарио вошли сюда, и позвал:

– Госпожа Трихтер!

Старушка-компаньонка вошла.

– Госпожа Трихтер, – сказал ей Самуил, – вы сейчас отправитесь вместе с мадемуазель Фредерикой обратно в Менильмонтан. А пока подождите здесь с нею моего возвращения.

– Так ты идешь? – поторопил его Юлиус.

– К твоим услугам.

Юлиус и Самуил удалились в кабинет, оставив Фредерику с Лотарио. Увы! То было уединение втроем.

Присутствие г-жи Трихтер заметно стесняло молодого человека. В эту минуту, когда письмо еще так недавно было написано, у него не хватало духу говорить о материях обычных. А как заговоришь о том, что было сказано в письме, при свидетеле?

Но, с другой стороны, когда еще представится подобная возможность? Если ее упустить, как знать, удастся ли еще когда-нибудь поговорить с Фредерикой в отсутствие г-на Самуила Гельба? Можно ли быть уверенным, что он хоть увидит ее снова? И потом, ужасная тревога, сжимавшая ему грудь при мысли о том, какое впечатление произвело его письмо, пересиливала все соображения и страхи. Он решился заговорить.

– Мадемуазель, – произнес он взволнованным голосом, – для меня было большой неожиданностью и огромной радостью увидеть вас здесь. Но моя радость была бы еще больше, если бы вы соблаговолили позволить мне воспользоваться этой нечаянной встречей, чтобы завести речь о том единственном, что занимает мое сердце.

– О чем же вы хотите говорить, сударь? – спросила Фредерика несколько холодно и принужденно.

– Я надеюсь, мадемуазель, что вы догадываетесь, о чем, – насилу выговорил, едва ли не пролепетал Лотарио.

– Уверяю вас, сударь, что решительно ни о чем не догадываюсь.

– Значит, вы не получили письма, которое я взял на себя смелость послать вам?

– Я получила ваше письмо – в нем вы просите меня благосклонно отнестись к чему-то, о чем господин Самуил Гельб должен посоветоваться со мной.

– И он посоветовался?

– Он не счел нужным советоваться со мной по поводу сообщения, не имевшего никакого отношения ко мне.

– Не имевшего отношения к вам? – вскричал юноша в изумлении.

– Господин Самуил Гельб так мне сказал.

– А он показал вам письмо, которое я ему отправил?

– В этом не было смысла, так как оно меня совсем не касалось.

– Оно только вас и касалось! – вознегодовал Лотарио. – Я умолял господина Самуила Гельба о позволении быть принятым в его доме, дабы… я хотел… словом, я хотел просить у него вашей руки.

Фредерика побледнела. Значит, Самуил ее обманул! Предчувствия, томившие ей сердце, не лгали. Ликование волной поднялось в ее душе, затопляя все.

Но она тотчас опомнилась, и память шепнула ей, что она дала слово Самуилу.

Ей вспомнилось, что она более не свободна, она связана обещанием с человеком, которому обязана всем, вплоть до самого своего существования в этом мире.

– Спасибо, господин Лотарио, – произнесла она, с усилием преодолевая переполнявшие ее чувства. – Благодарю вас за то, что вы, богатый и знатный, думаете о бедной девушке без имени и состояния, тогда как могли бы выбирать среди самых прекрасных и богатых невест. Я глубоко тронута этим, уверяю вас. Уединение, в каком я жила до сих пор, делает для меня подобный знак уважения более драгоценным и значительным, чем для любой другой.

– И что же?

– Однако, какие бы чувства ни вызвал у меня ваш поступок, я должна остановить вас при первом же шаге к иллюзии, ибо превратить ее в реальность не в моей власти.

– Как?! – вскрикнул Лотарио.

– Я не свободна, господин Лотарио. Я никогда не смогу стать вашей, поскольку уже не принадлежу себе самой.

– Я этого ожидал! – произнес удрученный Лотарио.

Крупные слезы навернулись на его глаза, и Фредерика поспешно отвела взгляд, словно боясь, как бы самой не поддаться порыву чувства.