– Идем!

И Клеопатра тоже улыбалась, гордая, что держит в своей руке цепь льва. Наконец, они вернулись в Александрию; волшебное путешествие завершилось. Теперь нужно было повернуться к миру лицом. Цезарь собрал свои войска.

Вот каковы были силы, которыми, как он считал, он располагает: с ним было около двадцати тысяч человек; один легион, который послал ему Кальвин, и который, пустившись в путь по суше, не смог придти вовремя; еще один, оставшийся у Кальвина, который присоединиться к Цезарю, если он решит начать с Фарнака; еще два, вооруженных и снаряженных на римский лад, которые он найдет у Дейотара; и, наконец, последний, который Гай Плетор набрал в царстве Понт.

Но однажды утром пришло известие, что Домиций был разбит Фарнаком, и что из всех его сил относительно неповрежденным остался только тридцать шестой легион. После этой победы Фарнака уже ничто не останавливало. Он завладел Понтом, забрал из него всех мальчиков и подростков, которые показались ему юными и прекрасными, и сделал из них евнухов.

Наконец, он громко крикнул в лицо всему миру, что боги восстановили справедливость, и что он отвоевал царство своего отца. Цезарь был вынужден оставить Египет. Он выдал Клеопатру замуж за ее более юного брата, которому было одиннадцать лет. Затем, оставив половину своего войска новобрачным, чтобы поддержать спокойствие в их государстве, он направился в Сирию, назначив Клеопатре встречу через четыре месяца в Риме.

На протяжении всего пути Цезаря нагоняли гонцы из всех провинций, которые все как один приносили ему более или менее плохие новости. Габиний был разгромлен в Иллирии: он потерял две тысячи солдат, тридцать восемь центурионов и четыре трибуна; один легион взбунтовался в Испании, и Кассий Лонгин погиб от рук убийц; Марцелл был разбит на берегах Гвадалквивира; наконец, в Риме бушевали волнения, которые разжигали трибуны. Следовало уничтожить Фарнака, вернуться в Рим, подчинить себе Африку, снова отвоевать Испанию.

Цезарь оставил в Сирии своего родственника, Секста Цезаря, погрузил своих солдат на флот, который он привел из Египта, и переправился в Тарс, где он назначил встречу всей Киликии; он уладил дела этой страны с соседними государствами, пересек Каппадокию длинными переходами, пробыл сорок восемь часов в Массаке, сделал Никомеда из Вифинии жрецом храма Беллоны в Комане; принял изъявления покорности от старого царя Дейотара, взял у него один легион, прибыл в Понтийское царство, присоединил к старому легиону, который он привез из Египта, остатки легионов Домиция, разгромленных Фарнаком; нагнал того неподалеку от города Зела, уничтожил его в одном-единственном сражении, и пустился по дороге в Рим со словами:

– Счастливчик Помпей, так вот каковы враги, победы над которыми принесли тебе имя Великого!

Три слова, в которых заключался его отчет обо всей кампании против Фарнака, опередили его в Капитолии:

– Veni, vidi, vici!

По прибытии в Рим он узнал, что Клеопатра только что родила сына, которому народы дали имя Цезарион…

Незадолго до возвращения победителя Помпея Антоний и Долабелла на миг, казалось, достигли соглашения по пункту, который весьма устраивал их обоих: по отмене долгов; но потом у Антония возникли подозрения относительно Долабеллы: он заподозрил его в любовной связи со своей женой.

Для начала он развелся с ней; затем, когда однажды Долабелла, чтобы провести свой закон, силой завладел Форумом, и сенат издал указ, который повелевал гражданам взяться за оружие против Долабеллы, Антоний прямо на площади народных собраний ринулся, исполненный гнева и ненависти, в атаку на того, кого он считал своим соперником, перебил многих его людей, и сам потерял кое-кого из своих.

Это происшествие несколько уронило престиж потомка Геркулеса.

С другой стороны, Антоний, отталкивая от себя народ, находил способы делать себе врагов среди знати. Дом Помпея был пущен с торгов и продан. – Как видите, в Риме даром времени не теряли. – Антоний купил дом Помпея. Антоний все время что-нибудь покупал.

Но когда речь зашла об оплате, Антоний нашел очень скверным то, что с него требуют деньги за этот дом, поскольку, по его собственному мнению, он заслужил его своими подвигами под Фарсалом; при этом он заявил, что раз его вот так вознаграждают за все его услуги, он ни за что не последует за Цезарем в Африку.

Больше всего его возмутило то, что когда он отказался платить за дом Помпея, его у него, в конце концов, отобрали и присудили Корнифицию. Корнифиций не счел его ни достаточно большим, ни достаточно красивым для себя; он велел снести его, и на его месте построил новый дом. Одним словом, римляне были в негодовании из-за всех этих расточительств, всех этих вакханалий, всех этих попоек.

Пришел Цезарь. При его появлении все вернулось к порядку: Долабелла спрятал подальше свои проекты относительно упразднения долгов; Антоний прекратил свои безумства; Корнифиций поспешил закончить свой дом.

Цезарь простил Долабеллу ради его тестя Цицерона. Что же до Антония, который надеялся быть назначенным вместе с ним консулом, то от этой надежды ему пришлось отказаться. Цезарь был в третий раз назначен консулом, и взял себе в коллеги Лепида.

Вот так этот Лепид, человек в целом весьма посредственный, понемногу возвеличивался, вплоть до того, что вошел вместе с Антонием и Октавием во второй триумвират.