Заряжаешь — заряжай.

Спустившись в метро, я хотел было, как обычно после работы, остановиться внизу эскалатора, но понял вдруг, что пуст. То ли не накопил еще, то ли разговор с Сергеем так подействовал. Посмотрел на лица — большинство уткнулись в газеты, в телефоны, в электронные книги. Ну и ладно, завтра. Будем считать, что это вынужденный и короткий перерыв в наших с вами отношениях. Но уж завтра…

Я улыбнулся. Иногда собственные мысли не дают мне закиснуть. Кто там с кем общается, откуда они вылезают, не знаю. Периодически я думаю о маленьком, микроскопическом человечке, который сидит у меня под черепом в выделенной комнатке и контролирует мое самочувствие. Наверное, он даже ругается: "Ну что ты, что ты разнюнился! Смотреть стыдно! На-ка, развеселись!". И мыслью по автономному каналу — бац!

Домой? Да, домой.

Я сел в поезд и добрался до "Достоевской", пересел, устроился на сиденьи, давая отдых ногам-страдальцам, боль притихла, отдалилась, вместе с ней отдалились мысли, я почти заснул, где-то в дреме контролируя проезжаемые станции.

Мама, конечно, всполошится. "Коленька, ты чего ж раньше с работы ушел? Уволили? Или что? Ноги твои опять? Куда Рита смотрит?"

А еще вечером надо будет все-таки съездить к метро, подумалось мне. Хотя бы постоять на выходе, чтобы график не ломать. Глядишь, часа за три и заряд подкопится. Не красиво отлынивать. Если утром и вечером — значит, утром и вечером. Часы выдачи электричества для души, ага. Или можно в каком-нибудь торговом центре побродить. В конце концов, я — эбонитовая палочка. Некому больше.

На какой, интересно, я стадии? Равнодушия нет, жалости нет. Вернее, все это всплывает периодически. Но что превалирует? Боль.

Я вышел из метро.

Играл оркестр. Люди шли по ступенькам, стояли на остановке, текли перед глазами туда и сюда. Молодые девчонки раздавали рекламные буклетики. Подкатил автобус. Я заковылял к нему, надеясь успеть. Три метра, два. Водитель придержал двери. Я схватился за поручень, и кто-то помог мне, подхватив под локоть.

— С-спасибо.

Парень в морковного цвета ветровке уступил место у окна.

Сделалось вдруг тепло и уютно. Город поплыл, рассыпая на пути вывески, строительную ограду и силуэты высоток за ней. Мне подумалось: может быть, и нет этого обреченного человечества. Есть люди. Разные люди, где-то потерявшиеся, где-то уставшие, где-то замороченные нескладывающейся жизнью. Но подождав, понаблюдав, ты увидишь их настоящих. И нет в них пустоты, нет бессмыслицы, не нужно никого спасать от самих себя. И надвигающегося конца никакого нет. Иногда тебе уступают место, иногда — случается — не уступают, но делать выводы, беря в расчет только второе, глупо. Возможно, мой дар тогда — действительно, неожиданная генетическая флуктуация, отклонение всего-то от средней величины. Я даже не обязан…

Я вздохнул.

Хочется, конечно, чтобы так и было. Но если это во мне говорит страх? Мозг в противовес изобретает всякие теории, оправдывающие желание отступить, не связываться, не видеть признаков катастрофы. Мозг тихо шепчет: парень, где ты, а где человечество? Твой писк никому ничем не поможет. Господи, мысли идут по кругу, кажется, думал уже об этом, кажется, решил уже для себя. И не с кем… не с кем! Вот Ритка, знает про дар, но видит в нем только возможность подняться на должность повыше в своей конторе и заработать денег. Судьбы мира ей не интересны. И с ее стороны я, наверное, выгляжу идиотом. У человека та-акое, а он мычит о доступности и бесплатности. Идиот-идеалист.

Тротуары у дома опять перекопали: поставили ограждение из синих жестяных щитов, вскрыли асфальт, добираясь до труб, и, выйдя из автобуса, мне пришлось идти в долгий обход ремонтируемого участка. Кое-где щитов, правда, не было, зияли прорехи, и колкая, серая щебенка уже лежала под новый асфальт толстым слоем, словно приглашая: срежь по мне.

Собственно, почему нет? — подумал я. Впереди виднелась еще одна прореха, чуть в стороне от арки, но все равно можно выгадать метров тридцать. Влез здесь, вылез там.

Щебенка похрустывала, напоминая о снеге, зиме, новом времени.

Значит, один. Значит, Сергей теперь не будет приходить на "Площадь Восстания" и "Технологический институт" и заряжать там. И вообще мы больше не будем видеться. Тошно.

А если выдохнусь я?

Я почти дошел до прорехи, как рядом, за щитами, взрыкнув, остановился у арки невидимый автомобиль, хлопнула дверца, стукнули каблучки.

— Погоди, — сказал мужской голос.

— Ну что еще? — нетерпеливо ответил ему женский.

— Ты уж поговори с ним понастойчивей, он же взрослый человек, должен понять. Это все-таки деньги, и вполне себе не маленькие.

— Да он уперся как осел!

— А не разводишь ли ты меня, а? Придумали какую-то комбинацию, я тебе заплачу, а там пшик…

— Спустись в метро и проверь!

— Я люблю, чтоб приходили ко мне, а не наоборот. Гора к Магомету, а не Магомет к горе. Если ты в курсе.

— Все, я пошла. Отпусти.

Что-то звякнуло, ладонь шлепнула по металлу дверцы.