Шрифт:
Усмехнувшись, Алексей натянул рукавицы. Ладно, хорошего понемножку. Ещё полчасика можно и помахать. Правда, вот топор уже туповат. Местное железо, конечно, далеко не фонтан. Не забыть бы потом наточить. Неизвестно ещё, когда его вообще последний раз точили.
Поставил пенёк на чурбак, потянулся было за топором и замер. Что-то несильно толкнуло в бок.
— Чеширский, я же сказал, больше никаких… — раздражённо повернулся и осёкся.
Бережно придерживая окровавленную руку, к дому приближался тщедушный паренёк. Несмело глянув, становился в пяти шагах, показал на раненую руку и что-то горячо залопотал.
— Стоп, стоп, стоп, — покачал головой Алексей. — Бесполезно. Я по вашему всё равно ничего не понимаю.
Из всех слов стало понятно только одно имя Гертруда.
— Гертруда? Так дома она, — кивнул на избу. — Сейчас, погоди, темно там…
Приоткрыл дверь и крикнул:
— Тут паренёк какой-то пришёл раненый. Видно, руку повредил.
— Иду-иду…
Вытирая руки о передник, вышла хозяйка.
— Кто тут у нас? — прищурилась с темноты. — А, здравствуй, Кирша. Нешто поранился?
Паренёк обрадованно поклонился и через силу заулыбался.
— Да вот, приключилось тут…
— Проходи, проходи, горемыка. Поправим мы твою беду… Алексей, будьте добры, требуется ваша помощь. Вытащите пока горшок с водой из печи. А ещё свечей зажгу, уж больно темновато у нас…
— Да-да, конечно, — заторопился Алексей.
Наконец-то хоть что-то потребуется из специальности. Правда вот как можно тут хоть что-то сделать без стерильных перевязочных материалов и антисептики, большой вопрос. Судя по кровопотере, там не просто царапина. Одними травками и отварами вряд ли обойдёшься.
Поправил рукавицы и поспешил к печи. И как сразу до такого элементарного не додумался? Теперь хоть не так страшно обжечься. И вчера бы волдыря никакого не было. Хотя, кто знал, что тут есть рукавицы. Кажется, вообще ничего нет. Ложки вон и то деревянные.
Щурясь от жара, вытащил дымящийся горшок и аккуратно поставил на приступок. Наскоро сполоснув руки над бадейкой, подошёл к столу.
Гертруда тем временем стянула с паренька поношенный зипун и исподнюю рубаху. Взяла свечу, наклонилась к ране и сокрушённо вздохнула.
— О-хо-хо, страсть-то какая… И как же тебя так угораздило, горе ты моё луковое?
Кирша опасливо покосился на окровавленную руку и деловито шмыгнул носом.
— Так я это… Тяте с забором подсоблял, ну который эти душегубы развалили. Жердину хотел топориком подправить, а её и повело малость… А рука уже почти и не болит совсем, только вот тятя сильно ругался, в кого я таким косоруким уродился, — видимо, не веря, что рука цела, поднёс к глазам и медленно пошевелил пальцами. — А как дырку увидали, так мамка сразу и в крик. Тятя ещё пуще взъярился, сгоряча подзатыльник мне дал. Беги, говорит, скорей к бабке Гертруде, проси, пусть залатает тебя, неудельного, — виновато улыбнулся. — Ну вот я и прибежал…
— Прибежал, — вздохнула Гертруда. — Осторожней надо было с топором-то, как без руки-то вообще не остался… Ладно, ты пока посиди, а мы тут с гостем моим подумаем, что с тобой делать.
Накинула на паренька куртку и заинтересованно повернулась.
— И что вы на это скажете как доктор, Алексей?
— А что тут скажешь, — пожал плечами Алексей. — Тут по-любому шить надо. Само, конечно, может, и тоже зарастёт, но в таких условиях… Короче, я бы ни за что не поручился.
Ровный глубокий порез на предплечье сантиметров семь. Пареньку, можно сказать, ещё здорово повезло. Раз пальцами шевелит, значит, сухожилия точно целы. Если бы не куртка, вообще бы до кости рассадил. Конечно по-хорошему, в травмпункт бы надо с такой раной. Хоть бы обработали, анестезию местно, зашили по-человечески, может, даже и противостолбнячную сыворотку вкатили. А тут… Ни тебе инструментов, ни медикаментов, что хочешь, то и делай. Жуть…
— А чём это он, кстати, так ухитрился располосовать-то?
— Топором. Забор помогал отцу мастерить.
— Да уж, — вздохнул Алексей, — хорошо помог… Ну не знаю. Я, конечно, бы это дело зашил, но без инструментов, — пожал плечами, — просто нереально. Да и только представьте, какая это будет боль — шить вживую, без анестезии.
— Анестезия это что? — рассеянно уточнила Гертруда, роясь в каком-то сундучке.
— Ну как вам сказать… Такое специальное вещество. Если его ввести в организм, то человек не осознаёт боли.