— Ишь, котейка, как кровь почуял, сразу уши навострил! — возмутилась Гертруда. — А ну кыш отсюда, проказник! — замахнулась полотенцем.

Карлуша встрепенулся и неодобрительно покосился на собрата. Чеширский втянул голову в плечи и сконфуженно присмирел.

— Вот то-то, — победно улыбнулась Гертруда. — Что ж, пожалуй, и всё. Вот теперь можете шить, причём можно даже и отсюда. Он не почувствует боли. Ну же, смелей, что же вы так застыли!

— А-а-а… Да-да, конечно, — спохватился Алексей.

Для проверки реакции примерился и нерешительно ткнул иголкой. Пациент даже не шелохнулся.

С ума сойти, неужели такое возможно?

— Вижу, вы всё ещё сомневаетесь? — усмехнулась Гертруда. — Смелей!

— Хорошо…

Собрав волю в кулак, с усилием воткнул иглу.

Такая первая настоящая операция не могла присниться и в страшном сне. Ни инструментов, ни антисептики, вообще ничего. Практически одни голые руки, непонятная нитка и примитивная кривая иголка. Да и то, не иголка, а нечто больше похожее на китобойный гарпун.

Осторожно стянув края раны, отсёк нить и аккуратно завязал первый узел. Уфф, конечно, это можно смело назвать чудом, но, похоже, один всё-таки готов.

Невольно вспомнилась вся небогатая практика. Несколько сотен хирургических узлов на подушках и муляжах можно и не считать. Девчонки ещё хихикали так. Конечно, им весело, хоть какой-никакой предварительный навык был. Наверняка в детстве всякие там куклы-платьица шили. А вот парням было не до смеха. Пальцы прямо как не свои. Хорошо хоть дома отец гонял, заставлял оторванные пуговицы пришивать. Вот в армию, говорит, пойдёшь, там папки-мамки нет, подворотнички за тебя некому пришивать будет. А не так пришьёшь, мало того прыщи замучают, так ещё и вечный наряд по кухне получишь. И здорово так застращал, неплохо помогло. По крайней мере, препод не так ухмылялся, как над сокурсниками. Сборищем предынфарктных стариков-артритников называл. Ну а если пребывал в особо хорошем настроении, то более ласково — мистер кривые пальцы, или просто Женечкой-криворучкой. Шуточки такие. Профессиональные. А вообще, наверно, правильно гонял. Мелкая моторика вообще ни к чёрту. С такой в нейрохирурги или в офтальмологи лучше вообще и не соваться.

Кирша обеспокоенно поёрзал. Рука почему-то словно онемела. Такое бывает, когда долго-долго спишь на одном боку, а потом посреди ночи вдруг просыпаешься и в страхе ищешь потерянную руку. А когда нащупаешь, становится ещё страшней. Холодная, и никак не шевелится, словно и не своя.

Да что они там делают? И скатерть зачем постелили?

На всякий случай чуть приоткрыл левый глаз. На ране виднелся аккуратный тугой узелок с торчащими огрызками нити.

О как! Уже почти всё зашили? А почему не было больно? И крови нет. Какое-то колдовство?

Нерешительно покосился на наклонившегося ведуна и тут же испуганно зажмурился, встретив невидящий взгляд белых пустых глаз.

Мама моя! Как у покойника… Колдует, как есть колдует.

По спине побежал холодок. Нет уж, такой страсти лучше не в жисть не видеть. Видно, не зря бабка сказала не смотреть.

Наложив последний стежок, Алексей с облегчением перевёл дух.

— Ф-у-у, кажись, получилось…

— И довольно неплохо, надо сказать, — прокомментировала Гертруда, молча наблюдающая за работой. — Совсем как заправский доктор.

— Спасибо, — улыбнулся Алексей.

Нервное напряжение понемногу начало спадать.

— Что ж, давайте возвращаться назад.

— Давайте. А с ним что? — Алексей заинтересованно кивнул на пациента.

— А что с ним? Сейчас чистой тряпицей обмотаем, да и домой спровадим с чистой совестью.

— Нет, я про рану. Она вроде как там останется?

— Ах да, конечно, останется, — Гертруда с треском оторвала длинный лоскут. — Ничего страшного, пусть пока побудет, потом вам расскажу.

Кирша испуганно отшатнулся и открыл глаза, недоверчиво разглядывая руку.

— Сиди-сиди, почти всё уже, — успокоила ведунья. — Только тряпицей чистой закроем, и можешь идти.

Ловко обмотала руку, вложила кусочек можжевельника и завязала поверх тугой узелок. Ласково потрепала курчавую макушку и коротко напутствовала:

— Ну вот и всё. Если болеть не будет, придёшь через седмицу. А как жар появится, то не жди, сразу прибегай. Всё понял?

— Да понял-понял, — недоверчиво пошевелив пальцами, Кирша обрадованно просиял. — Благодарствую, бабушка!

— Не меня благодари, вот его, — Гертруда улыбнулась и кивнула на ведуна. — Он тебя зашивал. Алексей зовут.

Внутренне обмерев, Кирша повернулся и поднял несмелый взгляд на чужака. Страшные белые глаза снова стали самые обычные человеческие. Разве что всё равно какие-то подозрительно зелёные.

— И тебе благодарствую, Олекший, — запнувшись, неуверенно выговорил странное имя.

Гертруда перевела.

— Да ерунда, — отмахнулся Алексей. — Всегда пожалуйста. Только ты давай уж с топором там всё-таки поосторожней.