Роланд не мог видеть его лицо, но поза была исключительно агрессивной: ноги расставлены, руки скрещены, лоб выдается вперед, как у древних воинов.

Герцог вздохнул.

– Да ладно вам, голубчик. Я слишком стар и сварлив для таких игр. Когда много лет назад я согласился расчистить для вас поле…

– Что? – Роланд резко шагнул вперед. – Что ты сказал? Расчистить поле?

– Сомертон? – позвал герцог, но граф только яростно помотал головой.

– Говорите же кто-нибудь! – угрожающе прорычал Роланд, в общем-то даже похоже на его обычную ленивую растяжечку, только очень низким голосом. Он посмотрел вверх, на холм, где Лилибет, стоя на коленях, прижимала к себе Филиппа, встревоженно наморщив лоб.

– Ну что ж. Раз уж граф отказывается говорить об этом сам… – Герцог положил и другую руку на набалдашник трости, словно собираясь приступить к долгому рассказу. – Думаю, ты будешь очень сердиться, Роланд, мой мальчик, так что избавь меня от своих проклятий, пока я не закончу.

– Говори, дед!

Пожатие плечами.

– В действительности все очень просто. Сомертон, мой друг и коллега, семь лет назад обратился ко мне с предложением, показавшимся мне на тот момент весьма удачным, – вписать твое имя в список сотрудников Бюро как рекрута с выдающимся потенциалом. В Норвегии как раз возникло щепетильное дело, к которому военно-морское министерство не должно было быть причастным ни под каким видом. А ты, Роланд, подходил просто идеально.

– Клянусь Богом! – проскрипел Роланд.

Олимпия выставил перед собой руку.

– Пусть я старик, но не дурак и прекрасно понял истинную мотивацию, скрывавшуюся за предложением коллеги. Но, видишь ли, я с ней согласился.

Роланд сжал кулаки. Перед ним постепенно разворачивалась чудовищность происшедшего – со всеми его последствиями.

– Ты согласился? Ты позволил мне шагнуть в ловушку, позволил уехать, отлично зная, что…

– Ты был слишком молод для женитьбы, мальчик мой, – отрезал герцог. – Слишком молод! И жизнь вел праздную и бесцельную. Вовсе не подходящий муж для такой женщины. – Он кивнул в сторону Лилибет. – Через какой-нибудь год тебе бы стало скучно, ты не находил бы себе места. И сделал бы ее несчастной.

– Не настолько несчастной, как удалось ее мужу, – горько возразил Роланд.

И тут Сомертон взорвался:

– Да будь ты проклят!

– Но это правда! Она шесть лет провела в аду, и только потому, что ты решил, будто я не готов к женитьбе! О чем, дьявол тебя побери, ты вообще думал, отдавая ее этому человеку? Мы любили друг друга, мы…

– Да-да. Любили и прочая чушь. Очень трогательно. Оглядываясь на прошлое, думаю, я мог бы рассудить и потолковее. Но ты не можешь отрицать, дорогой мой мальчик, – более мягким тоном продолжил герцог, – что это было время созидания. Теперь ты в десять раз лучше, чем был тогда. Тогда за душой у избалованного Роланда не имелось ничего, кроме привилегий и титула. Тебе требовался вызов. Требовались трудности.

– Да кто ты вообще такой, чтобы решать за меня? Кто такой, чтобы решать за Лилибет?

Герцог опять положил обе руки на набалдашник трости. Его голубые глаза вглядывались куда-то в даль.

– Я женился в восемнадцать, – сказал он. – Результат оказался безрадостным.

– Я не герцог Олимпия, – тихо произнес Роланд.

– Это так. – Герцог повернулся к Сомертону. – А вы, молодой человек? Умудрились испоганить все, верно? Я сложил к вашим ногам такой приз, – он махнул рукой на склон холма, на Лилибет, – а вы понятия не имели, как с ней следует обращаться. Вы и ваши чертовы шлюхи, Господи Боже. Вас бы нужно выпороть.

– А ну послушайте… – начал было Сомертон.

– Да еще и ваш заговор против моего внука. – Герцог свирепо воткнул трость в землю. – Против того самого человека, которого вы же предложили для работы в Бюро. Того же человека, у которого я помог вам отбить невесту! Вам много за что придется ответить, клянусь Богом!

Роланд ударил себя кулаком по ладони.

– Вам обоим за многое придется ответить! Ты! – Он резко развернулся к Сомертону, схватил того за рубашку и зарычал: – Ты украл ее у меня, ты, грязный мерзавец! Обманутый муж, будь я проклят! Она была моя!

– А ну повтори, – угрожающе прорычал Сомертон. Черные его глаза пылали яростью. – Повтори это, Пенхэллоу!

Роланд еще сильнее стиснул его рубашку, почти коснувшись носом носа графа.

– Да я буду это повторять до Страшного суда! Я…

Герцог решительно ткнул тростью между ними.

– А ну, юные болваны, – резко сказал он. – Прекратите немедленно. Только не на глазах у женщин и детей.

Роланд еще раз хорошенько тряхнул Сомертона и отпустил. Они отошли друг от друга – дыхание тяжелое, походка настороженная, в точности как псы на ринге.

– С грехами прошлого покончено, – твердо сказал герцог. – Этого уже не исправить. И ничего не поделаешь.

– Я скажу вам, что с этим можно сделать, – заявил Сомертон. – Я разорву его на чертовы кусочки…

– Не разорвете. Какая, черт возьми, от этого польза? Все кончено, Сомертон. Вы свой шанс упустили.

– Честь, Олимпия. – Граф презрительно усмехнулся. – Возможно, для вас обоих это понятие незнакомое, но я ценю его очень высоко.