– Галопом! О Господи. – Роланд втиснул кулаки в лоб. Этот чертов конь Уоллингфорда, быстрый и горячий. Воображение мгновенно подсунуло страшные картинки – Лилибет падает с коня, или конь теряет подкову, или спотыкается о камень и Лилибет летит через голову… – А Филипп? Мальчик? Человек, который его забрал, что он сказал? Он верхом или в экипаже?

Джакомо пожал плечами.

– Ничего не сказал. Приехал в карете, красивой карете. Я услышал шум, вышел наружу и увидел их в лунном свете.

– Он бил мальчика? Говорите, Джакомо! С Филиппом все в порядке?

Опять пожимание плечами.

– Не видел. Никаких криков, никаких… никакой драки.

Роланд даже всхлипнул от облегчения, в первый раз за это время. По крайней мере Филипп поехал добровольно и не пытался сопротивляться. По крайней мере Сомертон не бил его и не тащил силой.

Паника постепенно улеглась. Имеются факты: Сомертон в быстрой карете с Филиппом, Лилибет мчится следом верхом. Мчится куда? Вероятно, во Флоренцию. Именно там останавливался Сомертон. Удобное сообщение с Миланом, а оттуда – с Лондоном. Сомертон опережает его всего на час или два. Он сможет их догнать.

Роланд подбоченился.

– Так, Джакомо. Слушайте внимательно. Я вернусь в дом, соберу кое-какие вещи и поеду за ними. Мне нужен оседланный конь, самый быстрый из всех, что тут есть, и…

– О нет. Нет-нет, синьор. – Джакомо энергично замотал головой. – Я не седлаю коней. Я присматриваю за территорией. – Он говорил медленно и раздельно, подчеркивая каждое слово.

– Значит, скажите конюхам! Мне, черт побери, плевать!

– Синьор, ночь была очень длинной. Был пожар в каретном сарае, был…

– Пожар? Какого дьявола?

Джакомо махнул рукой в сторону долины:

– Там, в мастерской, где работает синьор Бёрк. Пожар.

Роланд вздрогнул.

– Пожар? Когда? Я же видел его несколько минут назад…

– Уже потушили. Потом этот отец много шумел. Потом синьора с конем. – Джакомо прижал руку к сердцу. – Очень долгая ночь.

Роланд, пытаясь успокоиться, глубоко вдохнул и выдохнул.

– Да. Это была и вправду долгая ночь. Для меня тоже. Но несмотря на это, старина, вам лучше меня послушаться. Потому что когда я выйду из замка, примерно через двенадцать минут, здесь должен стоять и ждать меня конь, уже оседланный. Прямо там, где сейчас стоите вы. И мне плевать, как сильно вы устали. И в общем плевать, кто именно это сделает. Но это должно быть сделано. – Роланд придвинулся к нему и произнес низким, угрожающим голосом, очень подходившим, чтобы запугать кого угодно: – Это понятно, друг мой Джакомо?

Смотритель недовольно прищурился.

– Понятно.

Роланд повернулся и выскочил за дверь, в уже светлеющий двор.

– Синьор Пенхэллоу?

Он обернулся.

– Да, Джакомо?

Смотритель кивнул на голую грудь Роланда.

– Вы бы хоть рубашку надели.

Лилибет забыла надеть перчатки, и, когда скакала на коне Уоллингфорда по плотно укатанной дороге, ведущей во Флоренцию, поводья больно врезались в ладони.

Она этого не замечала.

Солнце полностью вышло из-за гор у нее за спиной, поднялось высоко, отбрасывало длинные тени на дорогу, пекло кожу даже через одежду, но она лишь подгоняла коня.

Седло герцога уже натерло нежную кожу между ног, но она могла думать лишь одно: «Проклятый Сомертон, чтоб ты провалился в преисподнюю», – потому что, хотя и знала, что раньше или позже он их выследит, но ей даже в голову не приходило, что он выберет для удара час, когда она будет сливаться душой и телом со своим неутомимым и умелым любовником.

Ублюдок.

Теперь оставалось только молиться, чтобы не причинить вреда нерожденному ребенку, чтобы крохотная драгоценная жизнь, растущая у нее во чреве, не пострадала во время этой бешеной скачки.

Оставалось только надеяться, что Сомертон увез Филиппа во Флоренцию, а не в противоположную сторону. Оставалось лишь повторять себе снова и снова, что Сомертон грубое животное, но он не дьявол, он по-своему любит Филиппа и не обидит его. В конце концов, Филипп его наследник. Его будущее.

Пусть с ним все будет хорошо. Пусть Сомертон поведет себя разумно, по-человечески. Пусть он будет справедливым и не станет наказывать Филиппа за грехи его матери.

Дорога вилась между холмами, совсем не похожими на себя в марте, – тогда они были сырыми, серыми и голыми, а сейчас теплыми и покрытыми зеленью. Лилибет проехала по мосту и сообразила, что он находится сразу за гостиницей, в которой они остановились в ту судьбоносную ночь. Проносясь мимо, она успела краем глаза заметить длинную конюшню с красной крышей, ту, где они с Роландом сошлись на каких-то десять безумных, нежных, тайных минут, когда и зачали ребенка. Месяцы назад. Целую жизнь назад. Тогда она была скованной, высокомерной и пугливой. Сейчас же переполнена любовью, силой и планами на будущее.