17 июля 1998 года останки А. С. Демидовой были уложены в гроб-ковчежец и торжественно захоронены вместе с останками Членов Царской Семьи и прочих верных слуг в Екатерининском приделе Собора Петра и Павла в городе Санкт-Петербурге.

«(…) Из рассказов Стрекотина, я понял, что убиты были решительно все. (…) Сколько выстрелов было произведено во время расстрела – не знаю, не спрашивал. Нет, я припоминаю, что в разговоре заметил Стрекотину: “Пуль ведь много должно остаться в комнате”, и Стрекотин мне ответил: “Почто много? Вон, служившая у Царицы женщина закрывалась от выстрела (выстрелов. – Ю. Ж.) подушкой, поди, в подушке много пуль застряло”». [231]

«(…) Государь и Наследник были убиты сразу, всё же остальные были только ранены, и поэтому их пришлось пристреливать, прикалывать штыками и добивать прикладами. Особенно много возни было с фрейлиной, [232] она всё бегала и защищалась подушками, на теле её оказалось 32 раны». [233]

«(…) Привели [их] в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел подать стулья: его помощник принёс три стула. [234] Один стул был дан Государыне, другой – Государю, Третий – Наследнику. Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. А [к] ней встали три дочери (я их всех очень хорошо знаю в лицо, так [как] почти каждый день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них). Наследник и Государь сели рядом, почти посреди комнаты. За стулом Наследника встал доктор Боткин. Служанка (как её зовут – не знаю, высокого роста женщина) встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую. С ней встала одна из Царских дочерей (четвёртая). Двое слуг встали в левом (от входа) углу, у стены, смежной с кладовой». [235]

«(…) Размещение в Губернаторском доме произошло таким образом. Когда входишь в нижний этаж дома, попадаешь в переднюю, из которой идёт через весь этаж коридор, делящий на две половины. При входе в переднюю первая комната, угловая, на правой стороне, занималась дежурным офицером. Рядом с ней была комната, где жила Демидова и обедали с ней Теглева, Туттельберг, Эрсберг. (…)

В солдатах, как я думаю, говорило тогда чувство страха перед этим новым будущим комиссаром, и они постановили: всех лиц свиты перевести в Губернаторский дом и считать всех арестованными, в том числе и прислугу. Тогда и были все переселены, кроме Гиббса (англичанин не любил ни с кем жить и поселился один в отдельном особом помещении), в Губернаторский дом.

Пришлось сделать кое-какие перегородки в доме. Рядом с комнатой Чемодурова, за счёт передней, устроили комнату для Демидовой, Теглевой и Эрсберг. (…)

В 4 часа утра были поданы сибирские “кошевы” – плетёные тележки на длинных дрожинах, одна была с верхом. Сиденье было из соломы, которая держалась при помощи верёвок, прикреплённых к бокам кузова тележки. Вышел Государь, Государыня и все остальные. Государь меня обнял, поцеловал. Государыня дала мне руку. Яковлев сел с Государем. Он хотел и требовал, чтобы с Государыней сел Матвеев. [236] [237] Но она это категорически отклонила и села с Марией Николаевной. Яковлев уступил. Долгоруков сел с Боткиным, Чемодуров – с Седневым, Демидова – с Матвеевым. (…)

Демидова была лет 42, высокая, полная, блондинка, лицо красноватое, нос прямой и небольшой, глаза голубые. (…)

Относительно корсетов я могу сказать, что Демидова носила корсет. Её корсет должен был быть с более длинными передними планшетками, чем корсет Государыни». [238]

«(…) Вслед за первыми же выстрелами раздался, как они говорили, [239] женский “визг”, крик нескольких женских голосов. Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал, как они говорили, Царь, за Ним Наследник. Демидова же, вероятно, металась. Она, как они оба говорили, закрывалась подушкой. Была ли она ранена или нет пулями, но только, по их словам, была она приколота штыками одним или двумя русскими из чрезвычайки. (…)

Я не говорил сестре, что сам видел расстрел Царской Семьи. Всё я рассказывал ей с чужих слов. Вероятно, она, ввиду моего расстроенного вида, подумала, что картину убийства я сам видел своими глазами. Я не называл ей число полученных Демидовой штыковых ран: 32. Это не так. Дерябин говорил, что её ударили штыком раз 30. Так и я ей говорил». [240]

«(…) В ночь с 16 на 17-е число произошло страшное злодеяние: всю Царскую Семью расстреляли.

Произошло это между 1–3 по-большевистски. (…)

Государь Император держал на руках наследника. От первого залпа Государь и Наследник упали. Остальных добивали. Фрейлине, по всей вероятности, Буксгевден, было нанесено 32 штыковых раны». [241]

«(…) Около двух часов ночи с 16 на 17 июля в Ипатьевский дом прибыли пять “главных комиссаров” Областного Уральского совета (…) В два часа ночи члены Царской Семьи были разбужены и Им объявили, что Их сейчас повезут. Члены Царской Семьи встали, умылись, оделись. В три часа ночи Их свели всех вместе вниз и привели в указанную выше комнату. Здесь всех сгруппировали к указанной стене: Государь стоял посередине, перед ним Наследник, рядом – Государыня, по сторонам – Великие Княжны, в левом углу – доктор Боткин, ещё левее – Анна Демидова, по правую сторону – лакеи Седнев и Трупп и повар Харитонов: всего – 12 человек.

Против Них выстроились в центре Юровский с двумя своими помощниками (из коих один был еврейского типа), по сторонам его – “главные”, по сторонам их – 10 латышей (составлявших за последнюю неделю внутреннюю охрану и нанятых для сего Юровским), из коих фамилия одного – Пашка Берзин. К ним присоединился начальник охранной команды Павел Медведев (из рабочих Сысертского завода). Сзади, в дверях и в прихожей, – охранники караульной команды, бывшие в ту ночь на дежурстве. Юровский прочёл постановление Областного совета со смертным приговором и добавил: “Таким образом, Ваша жизнь кончена”. На это Государь ответил: “Я готов”. Государыня и великая княжна Ольга Николаевна перекрестились, перекрестился также доктор Боткин. Татьяна, Мария и Анастасия Николаевны лишились чувств. Наследник Цесаревич был как бы в столбняке. Анна Демидова заметалась, защищаясь по-душкой.