Шрифт:
— Ваши документы! — потребовал чиновник, протянув к нему руку.
— У меня их нет с собой.
— На месте, где вас арестовали, тоже не нашли никаких бумаг, касающихся вас.
Губерт ничего не мог на это ответить. В эту минуту полицейскому чиновнику подали запрошенные им сведения. Губерт побледнел, глаза его остановились. Это была ужасная для него минута.
— Губерт Бухгардт, — стал читать полицейский чиновник, — двадцати шести лет… так… сходится… Обвиняется в убийстве…
Губерт пошатнулся. Это страшное обвинение преследовало его как проклятие.
— Итак, сознайтесь, что вы — Губерт Бухгардт, — сказал полицейский чиновник.
— Да, — глухо подтвердил Губерт.
— Сообщите о поимке консулу, Ватерфильд, и скажите, что впредь, до особого распоряжения, лесничий Губерт Бухгардт будет содержаться здесь, — приказал полицейский чиновник.
Все погибло! В мгновение ока желанная свобода рассеялась, как мираж, и теперь его снова ждала тюрьма. А виною всему было желание Губерта помочь доктору Гагену. Что ждало его дальше? Высылка обратно в Европу.
Напрасно избегал он опасностей, старался обходить препятствия. Все его планы и надежды рухнули.
«Уж лучше смерть, — горько подумал он, — чем незаслуженная тюрьма».
Губерта отвели обратно в камеру. Теперь у него было достаточно времени подумать о превратностях своей судьбы.
Желание умереть все возрастало в нем. Он был близок к полному отчаянию. День проходил за днем, а о Губерте, казалось, совсем забыли. Два раза в день ему приносили еду, но что ему предстоит, было пока неясно.
Наконец однажды вечером в сопровождении полицейских к нему вошел консул, который и должен был решить его судьбу.
— Вы лесничий Губерт Бухгардт? — спросил он и сообщил: — Вы должны отправиться обратно в Европу. Я передам вас комиссару, который доставит вас туда.
Итак, для Губерта не оставалось надежды на спасение.
— Но я не в состоянии ждать здесь отправки, — показал Губерт на тесное, душное помещение, набитое людьми.
— Что ж, ваше требование справедливо, — согласился консул и приказал: — Отправьте арестованного на пароход «Бремен», который отходит через две недели в Европу. Пусть он там ожидает комиссара. Пароход стоит далеко от берега, так что нет нужды опасаться побега.
Наконец-то Губерт сможет оставить эту ужасную арестантскую. Одно это уже казалось ему благодеянием.
Он поблагодарил консула и последовал за полицейскими. Жаль только, что он так больше ничего и не узнал о Гагене. Поправился ли он?
Когда Губерта на лодке доставили к пароходу, навстречу вышел офицер, которому полицейские сообщили, что за пассажира они привезли.
— Хорошо, — согласился офицер. — Только я предупреждаю, что мы здесь не намерены быть в роли тюремщиков. Пусть он остается на пароходе, каюта свободная у нас есть, но кто-то из вас должен его охранять.
Такой поворот дела явно смутил полицейских. Они вопросительно переглянулись и стали вполголоса совещаться. Наконец один из них сказал:
— Раз, господин офицер, нельзя иначе, я остаюсь стеречь арестованного.
— Хорошо, идемте, я покажу вам каюту, — сказал офицер.
Губерт с полицейским последовали за ним. Они спустились вниз, и в конце длинного коридора офицер открыл одну из дверей. В небольшой каюте было две койки. Чистое, прибранное помещение понравилось Губерту, и он, войдя, впервые за много дней вздохнул свободно.
— Вот, — показал офицер, — каждому по койке.
Он удалился, а Губерт и его сторож стали располагаться.
Видя подавленное состояние своего подопечного, полицейский участливо заговорил с ним, и Губерт, растрогавшись, рассказал ему о своей странной, исковерканной судьбе.
Когда он закончил, сторож его покачал головой:
— Да, чего только на свете не бывает. Каких чудес с людьми не случается. Но, — тут же сказал он, — чудеса чудесами, а служба службой, вы — арестант, и я должен вас охранять.