– Ваша честь, – сказал Макинтош, не повышая голоса. Действительно, какой смысл был нервничать, теперь можно и расслабиться, – вы видели протокол экспертизы. У суда есть сомнения в компетентности экспертов?

Судья молчал.

– Ваша честь, – сказал Спенсер, и в голосе его звенела обида на собственного клиента, – защита также полагает, что нет смысла…

Действительно, какой смысл лишний раз выслушивать доказательства, поддерживающие обвинение?

– Хорошо, – буркнул судья. – Задержанный имеет право требовать повторную экспертизу. Полагаю, эта рутинная процедура не займет много времени. Что скажете, сэр? До трех часов эксперты управятся?

Макинтош пожал плечами:

– Безусловно. Если мистеру Дымову хочется тянуть время…

– Хорошо, – судья повысил голос. – Объявляется перерыв до пятнадцати часов.

– Виталий, я вас не понимаю, – адвокат не мог усидеть на месте и ходил по комнате из угла в угол. – Я потратил столько сил… нашел этого вашего Ланде, уговорил Баккенбауэра… Оба сначала не хотели вмешиваться, но пришли и расшатали линию обвинения достаточно, чтобы посеять у судьи сомнения. На процессе мы эти сомнения углубили бы и расширили, показали бы присяжным столько физических фокусов, что они, скорее всего, вынесли бы вердикт в вашу пользу. И что делаете вы? В самый критический момент, когда судья готов принять решение…

– Какое? – вскинулся Виталий. Он сидел на стуле, поджав ноги, на Спенсера на смотрел, думал, казалось, о своем, но слышал, конечно, каждое слово. – Какое решение? Оставить под стражей до окончания процесса?

– Послушайте, Витали, – Спенсер сложил на груди руки и стал похож на статуэтку Наполеона, стоявшую на письменном столе в московской квартире, которую Виталий с Диной снимали в первые месяцы после свадьбы. На московском Наполеоне была еще, конечно, знаменитая треуголка, но Спенсер был так похож, что вообразить треуголку не представляло труда. – Послушайте, улик против вас и мисс Гилмор так много, что выиграть процесс можно лишь при очень нетрадиционном подходе. Сомнения трактуются в пользу подсудимых, и наша цель – заронить у присяжных сомнения. Много сомнений. Мы должны выиграть психологически. Сегодня вас все равно не освободят – присяжных нет, психологическую войну мы только начинаем, понимаете? Мы должны тщательно готовиться к процессу, и сегодняшние выступления Ланде и Баккенбауэра положили начало: до судьи начало доходить, что это не обычное преступление…

– Это вообще не преступление!

– Допустим. Но улики! Что с ними делать?

– Я сказал…

– Что вы сказали, Витали? Что отпечатки были неправильно идентифицированы? Вы не могли сказать бОльшую глупость! Самое простое в современной криминалистике – идентификация отпечатков. Пять минут. Справляется любой полицейский, умеющий щелкнуть мышкой. На что вы рассчитывали? Подумать только! Я трачу силы, чтобы заронить у судьи сомнения, а вы одним словом… Непостижимо! Витали, я вас просто умоляю молчать! Вы не только себя губите, но и мисс Гилмор. Имейте в виду – если вы скажете еще хоть слово, я откажусь от вашей защиты, поскольку это войдет в противоречие с моей задачей защитить мисс Гилмор. Вы меня слышите?

– Слышу, – буркнул Виталий. – Мистер Спенсер, я очень устал. А вы, похоже, ничего не поняли в том, что говорили утром Ланде и Баккенбауэр. И судья не понял.

– Да? – саркастически проговорил адвокат. – Первый представил вас как замечательного ученого. Новое открытие! Темное вещество. Очень важно. А второй попытался соединить события по принципу подобия. Темное вещество слабо взаимодействует с обычным. Аутисты слабо воспринимают реальный мир. Иногда принцип подобия действует. И в нашем случае может помочь, если подойти с умом.

– С вашим… – вяло отшутился Виталий.

– С моим! Конечно! Вы-то уже погубили все, что могли!

– Нам действительно нужно очень тщательно подготовиться к процессу, – сказал Виталий. – Это будет невозможно, если я останусь в тюрьме. Мне не позволят видеться ни с Ланде, ни с Баккенбауэром, ни – тем более – с Линдоном. Я уж не говорю о мисс Гилмор. Только с вами?

– До суда – да, вы имеете право на свидания только со своим адвокатом.

– Значит, ничего не получится, потому что вы не знаете физики, а я плохо разбираюсь в медицине и психических отклонениях. Мне необходимо сегодня выйти, понимаете?

– И для этого делаете самую большую глупость из всех возможных!

Виталий промолчал. Бессмысленный разговор. Каждый из них живет в своем мире, имеет свои представления о том, как нужно поступать, на что рассчитывать. Они оба искренне хотят сотрудничать, они обязаны сотрудничать, но…

– Вы обещаете открывать рот только по моему разрешению?

Виталий кивнул. Вообще-то, если все пойдет так, как он предполагал, ему и не нужно будет открывать рот. Потом – да. Рассказывать, что произошло на самом деле. Убеждать. Прежде всего – Мэнтага, который продолжит расследование. Мэнтаг умен и вовсе не относится к Виталию с предубеждением. Конечно, он – пока – в плену у единственно правильной, как ему представляется, версии. Но сочувствует…

– Сказать, чтобы принесли обед?

Виталий кивнул.

– Ваша честь, – вид у Макинтоша был не то чтобы растерянный, но какой-то задумчивый. – обвинение просит суд перенести рассмотрение дела на более поздний срок в связи с необходимостью проведения некоторых следственных действий.

Судья с удивлением посмотрел на Макинтоша.

– Господин помощник прокурора, – произнес он медленно, будто объяснял очевидную истину, несомненно, известную всем и уж, конечно – Макинтошу, – сегодня суд рассматривает альтернативу: оставить задержанного под стражей или выпустить на свободу с теми или иными ограничениями. Я не могу отложить вынесение решения, поскольку сегодня заканчивается установленный законом срок содержания задержанного в предварительном заключении без предъявления обвинения. Вы принесли подтверждение результатов экспертизы?