– Вы – сильный, – выдохнула девушка. – Если сумеете выломать эти прутья, у вас появится шанс на спасение. В саду полно стражи, но кусты очень густые, и вас могут не заметить. Южная стена является одновременно и внешней стеной города, и вам останется только перелезть через нее. Лошадь привязана в чаще неподалеку от дороги, в нескольких сотнях шагов к югу от фонтана Траллоса. Знаете, где это?

– Да. Но как же ты? Я намеревался взять тебя с собой.

Ее личико осветилось радостью.

– Тогда моя чаша счастья полна до краев! Но я не хочу мешать вашему бегству. Я стану для вас обузой, и вас схватят. Не бойтесь за меня. Они ни за что не догадаются, что я помогла вам по доброй воле. Бегите! Ваши слова будут согревать меня весь остаток жизни.

Он подхватил ее на руки, прижал к себе и принялся осыпать яростными поцелуями ее глаза, щеки, шею и губы, пока она не обмякла в его объятиях; неукротимый и сильный, он даже любовью занимался свирепо и бурно.

– Мне пора идти, – пробормотал он. – Но, клянусь Кромом, я еще вернусь за тобой!

Он ухватился за золотые прутья и одним могучим рывком выдрал их из гнезд; затем перебросил ногу через подоконник и принялся быстро спускаться, цепляясь за украшения на стене. Едва коснувшись земли, он бросился бежать и растаял в зарослях кустов роз и раскидистых деревьев. Оглянувшись на бегу, он увидел, что Зенобия перегнулась через подоконник, протягивая к нему руки в немом прощании.

Со всех сторон ко дворцу бежали стражники, лязгая оружием, – все как на подбор высокие мужчины, в полированных кирасах и бронзовых шлемах с гребнями. Свет звезд высекал искры из их сверкающих доспехов, а звуки их шагов намного опережали каждого из них. Конану, выросшему в диких горах, казалось, что они ломятся сквозь растительность, как стадо коров. Кое-кто пробежал в нескольких шагах от него, когда он затаился, лежа в кустах, не заметив его присутствия. Стремясь как можно скорее оказаться подле дворца, они не обращали внимания на все остальное. Когда же стражники, топоча, как слоны, с криками промчались мимо, он вскочил и заскользил по саду, производя не больше шума, чем вышедшая на охоту пантера.

Он быстро добежал до южной стены и взлетел по ступенькам, ведущим к парапету. Стена была построена с таким расчетом, чтобы преграждать путь внутрь, а не наружу. Присев у амбразуры, Конан оглянулся на огромный дворец, мрачная громада которого высилась среди кипарисов позади него. Изо всех окон лился яркий свет, и он видел черные фигурки, которые метались взад и вперед, словно марионетки, подвешенные на невидимых ниточках. Киммериец оскалился, яростно погрозил кулаком на прощание и перебрался через наружный край парапета.

Невысокое дерево в нескольких ярдах внизу приняло вес Конана, когда он бесшумно спрыгнул на его ветви. Мгновением позже он уже мчался в тени размеренным бегом горца, способного покрыть таким образом много миль.

У стен Бельверуса раскинулись сады и виллы для отдыха и развлечений. Сонные рабы, навалившиеся всем телом на копья, не замечали стремительной и ловкой фигуры, перебирающейся через стены, пересекающей аллеи, в которых ветви переплетались над головой, и тенью скользившей по фруктовым садам и виноградникам. И только сторожевые псы успевали проснуться и проводить недоуменным лаем его стремительный бег.

В палате дворца Тараск, лежа на заляпанной кровью кушетке, корчился от боли и ругался во весь голос под чуткими и ловкими пальцами Ораста. Во дворце нельзя было протолкнуться от дрожащих слуг, взиравших на происходящее расширенными от страха глазами, но в комнате, где лежал король, не было никого, кроме него самого и ренегата-жреца.

– Ты уверен, что он еще спит? – в который уже раз требовательно спросил Тараск, стискивая зубы от жжения травяной настойки, которой Ораст промывал длинную глубокую царапину на его плече и ребрах. – Иштар, Митра и Сет! Жжется, как костер в аду!

– Ты в рубашке родился, иначе уже бы сполна изведал, что это такое, – заметил Ораст. – Кто бы ни орудовал ножом, он намеревался убить тебя. Да, я уже говорил тебе и повторяю еще раз – Ксалтотан спит. Почему это тебя так беспокоит? Какое это имеет отношение к происходящему?

– Ты что же, ничего не знаешь о том, что случилось сегодня ночью? – Тараск впился взглядом в невозмутимое лицо жреца.

– Ничего. Как тебе известно, вот уже несколько месяцев я занимаюсь переводами эзотерических манускриптов для Ксалтотана, составленных на младших языках, и переписываю их тем шрифтом, который он разбирает. Он хорошо знаком с языками и письменностями, принятыми в его время, но пока еще не до конца овладел более поздними наречиями. Поэтому, ради экономии времени, он попросил меня перевести эти труды, чтобы овладеть новыми знаниями, если таковые появились с тех пор. Я даже не знал, что он вернулся прошлой ночью, пока он не прислал за мной и не рассказал мне о сражении. После этого я вернулся к своей работе, не подозревая о твоем возвращении, и только шум и крики, поднявшиеся во дворце, заставили меня выйти из своей комнаты.

– В таком случае ты не знаешь о том, что Ксалтотан привез сюда, во дворец, короля Аквилонии, захваченного в плен?

Ораст покачал головой, без особенного, впрочем, удивления.

– Ксалтотан просто сказал, что Конан больше не будет нам мешать. Я решил, что он погиб, но подробности уточнять не стал.

– Ксалтотан спас Конану жизнь, когда я собирался убить его, – прорычал Тараск. – Я сразу же понял, что он задумал. Он вознамерился держать Конана в плену, чтобы в нужный момент использовать его против нас, как дубину, – против Амальрика, против Валерия и против меня. До тех пор пока Конан жив, он будет представлять собой угрозу; он остается человеком, способным объединить Аквилонию, а это может вынудить нас к действиям, которые мы в противном случае не предприняли бы. Я не доверяю этому воскресшему пифонянину. В последнее время я начал опасаться его. Через несколько часов после того, как он укатил на восток, я последовал за ним. Мне хотелось знать, как он намерен поступить с Конаном, и я обнаружил, что он заточил его в подземную темницу. И тогда я понял, что должен убить этого варвара, невзирая на волю Ксалтотана. Мне удалось задуманное…