– Ничего удивительного, Моисей Соломонович, компания Фаберже самая знаменитая в ювелирном мире. На ней работают более пятисот художников и мастеров высочайшей квалификации. Только одного золота высшей пробы у него почти полторы тонны!

– Впечатляюще! Насколько мне известно, такие данные держатся всегда под большим секретом. Откуда они у вас?

– Вы забыли, Моисей Соломонович, я ведь контрразведчик. Бывший…

– Мне говорили, что Карл Фаберже весьма недоверчивый человек, не пускает в свое общество никого со стороны. Все его люди проходят весьма тщательную проверку. В качестве испытания им могут подсунуть драгоценный камень или изделие и проследят, как они поведут себя при этом. Некоторые не выдерживают. Все это правда?

– Все это так, – легко согласился Василий Большаков. – Однажды великий князь Константин Константинович, сосланный Николаем II за кражу из будуара своей матушки, тоже решил заняться изготовлением ювелирных изделий и попросил Фаберже, чтобы тот его проконсультировал. Карл Фаберже провел его по цехам, показал, как работают мастера, а потом они пришли в комнату, где работают ювелиры. И вот на самом видном месте перед дверью висел кожаный ремень. Великий князь поинтересовался его назначением. И знаете, что ему Фаберже ответил?

Урицкий поправил сползающие очки и с интересом спросил:

– И что же?

– Что этот ремешок – такая же важная часть ювелирного мастерства, как прочие приборы. Что без него ничего не выйдет, он нужен для того, чтобы бить воришку по рукам.

– Вот оно как… – рассмеялся Урицкий. – И это он сказал великому князю, уличенному в воровстве! С его стороны такие слова можно было воспринимать как дерзость. Впрочем, он и есть такой. И все-таки, откуда столь достоверная информация?

– В окружении Фаберже у меня имеется человек, который докладывает о каждом его шаге. Я ему хорошо плачу.

– Мы не можем больше тянуть с ювелиром, завтра вы получите от кабфина мандат на экспроприацию золота и всех ювелирных изделий «Товарищества Фаберже».

Вернувшись на Морскую, 24, Карл Фаберже пригласил к себе в кабинет главного мастера фирмы. Через несколько минут в его кабинет вошел еще не старый, но уже седеющий человек с клинообразной бородкой, Франц Бирнбаум, главный художник фирмы. Родом он из Швейцарии, будучи сиротой, был отправлен в четырнадцатилетнем возрасте в Россию, где учился в Рисовальной школе Императорского Общества поощрения художеств, по окончании которой поступил на службу в фирму Фаберже.

– Вы сделали опись драгоценностей? – спросил Карл Густавович, строго посмотрев в глаза Бирнбауму.

Тот уверенно выдержал тяжеловатый взгляд Карла Фаберже. Никогда прежде ему не доводилось видеть хозяина столь взволнованным. С Карлом Густавовичем определенно что-то произошло. Время было неспокойным, но «Товарищество» продолжало существовать, хотя дела двигались без прежнего размаха.

– Да, Карл Густавович, – спокойно ответил Бирнбаум. – Все сделал в точности, как вы и просили. Переписал самым тщательным образом. Описал каждое изделие, проставил инвентарный номер, указал цену…

– И на какую сумму у вас получилось? – перебил его Фаберже.

– На четыре с половиной миллиона в царских золотых рублях.

– Хорошо. А сколько наименований?

– Около десяти тысяч изделий.

– Принесите этот список и позовите ко мне Евгения. Он сейчас находится в мастерских.

– Хорошо, Карл Густавович, мы сейчас подойдем.

Карл Фаберже выдвинул ящик стола и извлек из него небольшую фотографию в рамке, на которой была запечатлена молодая женщина, княгиня Цицианова. На обратной стороне была дарственная надпись: «Милому и любимому Карлу от его маленькой девочки Иоанны-Амалии». Об их страстном романе последние десять лет судачила вся Европа. О тайной привязанности догадывалась и Августа. Оставалось только удивляться ее ангельскому терпению. Последний раз он встретился с княгиней год назад в Петрограде, Амалия попросила устроить ее в гостиницу, и Карл Фаберже определил ее в апартаменты «Европейской», лучшие на тот момент в городе.

В дверь негромко постучались, и Фаберже, положив фотографию на место, задвинул ящик.

– Ты звал, папа? – зашел в кабинет Евгений. Держа в руках кожаную папку с описью, за ним следовал Франц Бирнбаум. Он аккуратно положил папку на письменный стол Карла Густавовича и отошел в сторонку.

– Да, звал… – несколько рассеянно бросил Карл Густавович.

– Чем же закончился твой визит в ЧК?

– Я не получил гарантий о защите нашей собственности. У меня такое ощущение, что если они не ограбят нас сегодня, так обязательно сделают это завтра. Нам нужно что-то срочно предпринимать!

– И что же ты предлагаешь? Каким образом в течение суток мы спрячем полторы сотни тонн золота и тысячи ювелирных изделий? Даже если попытаемся спрятать его у надежных людей и в укромных местах, на это все равно уйдет не менее двух недель! А то и весь месяц… А ты говоришь, что все это нужно сделать сегодня или, по крайней мере, завтра.

– Ты слышал что-нибудь о декрете Совнаркома по защите собственности?

– Я не читаю большевистских газет, – поморщился Евгений.

– И напрасно! А в этом декрете сказано, что с усилением контрреволюционного террора дипмиссиям придается дополнительная охрана.