– Два чемодана придется спрятать, а три возьмем с собой. Очень хочется верить, что большевички ненадолго, вот тогда мы вернемся и заберем остальное. Так ведь, сестричка?

– Так, Николай.

– Большевичок, чего ты меня все глазами сверлишь? Неужели думаешь, что я с Феклой сговорился? Мы ведь теперь с тобой одна семья.

– И где же мы зароем ценности?

– В нашем фамильном имении. Оно отсюда недалеко. Под клумбой и зароем. Сейчас там как раз никого нет. А остальное возьмем с собой. Каждый по чемодану.

– Ты уверен, что мы перейдем границу?

– Можешь не сомневаться. Но за это придется заплатить. Село Юрьевское знаешь?

– Знаю.

– Вот езжай туда. Там наша усадьба.

– Понял, – захлопнул Большаков дверцу, и машина, развернувшись, покатила в другую сторону.

Кресло было невероятно удобным, а бархатная обшивка обволакивала его тело, доставляя наивысший комфорт. В какой-то момент Бокий осознал, что ему просто не хочется подниматься с этого кресла. Приятная нега расползалась по всему телу, способствуя безделью. Иное дело – твердый деревянный стул, с торчащими из сиденья гвоздями, буквально толкающими к самым активным действиям.

Селиверстов садиться не стал, похоже, за время сыскной работы он успел насладиться подобной роскошью, а потому предпочел расхаживать по кабинету и рассматривать статуэтки, во множестве расставленные на полках и тумбочках. Особенно приглянулась ему фигурка из лазурита – амазонка с мечом. Некоторое время он ходил вокруг нее, одобрительно хмыкая, а потом, взяв в руки, произнес:

– Тяжелая. – Затем аккуратно поставил на место.

Вошел молодой мужчина, более ранняя копия престарелого Карла Фаберже.

– Евгений Карлович Фаберже, – представился он. – Вы к нам по поводу ограбления?

Во внимательных глазах Бокия промелькнуло нечто похожее на сочувствие: никогда прежде ему не приходилось разговаривать с людьми, лишившимися в одночасье многих миллионов. Даже недвижимость, которая еще каких-то полгода назад ценилась весьма высоко, в настоящее время по декрету Совнаркома была национализирована и передана государству, а сам Фаберже пребывал в собственном доме на правах квартиросъемщика.

– Да, сегодня было ограблено норвежское посольство, и, как выяснилось, в нем находилось семь ваших чемоданов с ювелирными изделиями. У вас имеется опись этих изделий? – по-деловому спросил Бокий.

– Разумеется, – устало откликнулся Евгений Карлович. Он уже осознавал, что крах семейного бизнеса по-хозяйски распахнул двери особняка, по-барски расположился в его комнатах. И не стоит рассчитывать на чудо. – Вот, возьмите, – протянул он папку. – Здесь полный перечень ювелирных изделий.

Глеб Бокий, привыкший вникать во все тщательно и без торопливости, принялся перелистывать листки, его губы слегка подрагивали и поджимались, словно он перечитывал не скучную опись, а чувственную художественную литературу. Даже в нетерпении пролистал несколько страниц, чтобы взглянуть, чем все-таки закончится захватывающее действо. Наконец Бокий оторвался от чтения и бледно-голубыми глазами внимательно посмотрел на разволновавшегося Евгения Карло-вича:

– Впечатляющий список.

– Да… Это так, – сдержанно согласился Фаберже. – В этих чемоданах все наше состояние.

– Состояние, говорите… А вот только я одного не могу понять: под описью стоит цифра в сто тысяч рублей. Так? Но даже при самом беглом просмотре цифры будут значительно больше. Не менее семи-восьми миллионов рублей золотом.

Лицо Евгения Карловича болезненно сморщилось, обозначив в середине щек длинные кривые морщины. При первом знакомстве он напоминал юношу-переростка с длинными нитями седых волос, проходящими от макушки к вискам. Но сейчас было понятно, что это не так: в действительности перед ним был уже немолодой человек, изрядно побитый судьбой, сгорбившийся под тяжестью утраты. В этой жизни более всего ему хотелось покоя.

Чего, увы, отыскать уже не суждено.

– Но… но мы полагали, что так будет лучше.

– Сумма указана, больше этой суммы вы вряд ли получите. – Испив до капли растерянность Фаберже, Бокий произнес: – Вижу, что вы со мной не до конца откровенны, гражданин Фаберже. А ведь сумма ценностей потянет на многие миллионы. Сколько же здесь описанных предметов? Ага, две тысячи шестьсот тридцать четыре! Взять хотя бы этот папиросник из цветного золота с сапфировой застежкой… Здесь написана цена… Всего-то десять рублей! Полагаю, что такая вещь стоит не менее двух с половиной тысяч рублей! А вот это ожерелье из изумруда… Неужели его стоимость всего-то сто рублей! Вы кого обманываете? Полагаю, что вы чего-то недоговариваете или просто обманываете Советскую власть. Вы читали декрет за номером тридцать семь?

– Вы уж меня извините, но всех ваших декретов не упомнишь, – угрюмо буркнул Евгений Карлович, осознавая, сколь стремительно падает надежда отыскать хоть что-нибудь из пропавшего. – Вы их печете, как блины в Масленицу!

– А я вам напомню… Советские граждане немедленно должны сообщить о всех своих драгоценностях в органы ЧК. Так что мы будем разыскивать не ваше, господин Фаберже, а то, что вы утаили от Советской власти.

– Позвольте заметить, в этих чемоданах также были ценности людей, которые мне доверились.