– Немедленно выдвигаемся к дому Фаберже! – распорядился председатель петроградской ЧК.

– В его доме дипломатическая миссия, – неуверенно предупредил Селиверстов. – Может произойти скандал.

Тряхнув стопкой прочитанных бумаг, Глеб Бокий задал встречный вопрос:

– Вы думаете, я буду сидеть на месте после того, что прочитал?

Начальник уголовного розыска решил не спорить. Его фигура как-то перекособочилась, шинель на узких плечах некрасиво затопорщилась, воротник завернулся.

– Совсем нет, – несколько растерянно произнес он.

– Пока мы будем здесь дожидаться, эта контра нас всех на фонарных столбах перевешает! И потом, после октябрьского переворота нам уже бояться нечего. Все, выходим!

К дому двадцать четыре по Большой Морской улице, где размещалось «Товарищество Фаберже», подъехали на двух машинах: грузовой, ощетинившейся многими штыками сидевших на ней красноармейцев, и легковой, в которой разместились Глеб Бокий и Селиверстов. Остановились точно перед парадным входом, у которого с важностью генерала прохаживался швейцар. Увидев выпрыгивающих с грузовика бойцов, неспешно и без робости шагнул навстречу.

– Стесь дипломатищеская миссия, господа.

– А это мы сейчас проверим. – Глеб Бокий вышел из машины и, вырвав из кобуры маузер, громко произнес: – А ну, прочь с дороги, контра!

Швейцар что-то пробормотал на чужом языке и в страхе попятился. Глеб Иванович рванул на себя дверь, поддавшуюся неожиданно легко, и уверенно прошел в гостиную.

– Куда?! Куда?! – вышел им навстречу человек в смокинге. – Господа, вы что-то напутали! Это дипломатическая швейцарская миссия!

Отставая от Бокия на два шага, спешили солдаты, отбивая по гранитным ступеням рваную враждебную дробь.

– Кто здесь за главного? – спросил Бокий, строго посмотрев на мужчину в смокинге.

– Я – посол швейцарской миссии Эдвард Одье, если вам угодно, – произнес мужчина, слегка наклонив голову.

Глеб Иванович с интересом всмотрелся в крупного дородного мужчину лет сорока пяти, с небольшим брюшком и намечающимся вторым подбородком. Вспомнились бумаги, обнаруженные в мусорной куче за его подписью, округлой, как шар. Чем-то готическая закорючка напоминала самого Эдварда Одье, если присмотреться к ней повнимательнее, можно было при небольшой фантазии рассмотреть в ней голову с отвислыми щеками.

Однако в мужестве швейцарцу не откажешь. Темные брови, сведенные к переносице, смотрели жестко и неуступчиво. Его не волновала собственная судьба, и за просторный холл, вдруг сделавшийся невероятно тесным от присутствия многих бойцов, он собирался биться, как за берега Женевского озера, захваченного неприятелем. Просто так такую глыбину не обойти. Вот разве что убить его… Следует избегать эксцессов, не тот случай, чтобы ссориться с международным капитализмом.

Глеб Иванович приосанился, отчего тотчас увеличился в росте, и заговорил, придавая своему голосу должную официальность:

– Я председатель петроградской ЧК Бокий. У нас есть информация, что в вашей дипмиссии левые эсеры спрятали большую партию оружия.

– Это какое-то недоразумение!

– Мы должны проверить.

Дипломат поднял оплывающий подбородок, отчего стал выглядеть еще более высокомерно. Так международный капитал, раздобревший на эксплуатации трудящихся, посматривает на обескровленный в революционных боях российский рубль. Посла не смущали обступившие бойцы, как-то угрожающе позвякивающие железом, закаленным в битвах с империализмом. Со стороны могло показаться, что красногвардейцы взяли его в плен и только дожидаются команды, чтобы нанизать его тучное тело на острие заточенных штыков.

– Это невозможно, – холодно проговорил посол, в голосе которого ощущался холод Альп. – У нас нет никакого оружия. И потом, по международному праву территория дипломатической миссии считается территорией этого государства! Мы вас не звали! – Его голос все более крепчал, он уже перехватил инициативу: – Как вы сюда вошли? У вас будут…

– Обыскать дом! – прервал посла Бокий. – Не пропускать ни одной комнаты!

– Есть!

Бойцы уверенно, тренированные многими экспроприациями, разошлись по комнатам, оставив посла и Бокия мериться враждебными взглядами.

– Господа, что здесь происходит? – спросил Евгений Фаберже, вышедший в холл. Он был одет в синий сюртук и такого же цвета брюки. Его лицо выглядело растерянным и никак не сочеталось с вальяжными и плавными движениями, какие бывают лишь у настоящих хозяев. Скопировать их невозможно. Это уже порода, характер. Каких-то два года назад перед таким господином ломали шапку, а сейчас можно, уперев руки в бока, усмехнуться прямо в лицо. – Я – хозяин дома Евгений Карлович Фаберже.

– Мы ищем оружие, – ответил Глеб Бокий.