Здание музея почему-то вызвало в его памяти картины того ужасного погрома, который учинили его подчиненные, и солдаты и офицеры, в ночь депортации евреев. Синагога была разграблена дочиста. Охваченные жаждой разрушения, немцы хватали и жгли все, что попадалось под руку: предметы культа, старинные манускрипты, древние книги и даже папирусы.

Тогда он просто брезгливо отвернулся в сторону, не хотел смотреть, как сгорают в огне костра многие сакральные знания мира, не хотел видеть невежественные лица своих людей, не имеющих понятия о том, что значит поиск истины и как можно посвятить этому всю свою жизнь. О, он хорошо помнил, с какой ненавистью смотрела на него тогда эта девушка из пещерного госпиталя. Ее взгляд не просто испепелил ему душу – он раздел его донага и показал ему собственную неприглядность человека без чести и совести. Кажется, именно в ту ночь была пройдена низшая точка его нравственного падения, и в ту ночь он твердо решил, что покинет Крит.

Как приятно после раскаленной на солнце мостовой вступить под музейные своды и почувствовать благодатную прохладу, царящую здесь. Он присел на скамейку и тронул рукой сверток. Старинная икона святой Екатерины, похищенная неизвестным солдатом в годы оккупации Крита. Его семье святая не принесла удачи. Вначале несчастье с сестрой: авария, после которой она так и не оправилась до конца своих дней. Он вдруг вспомнил, как его мать уже на смертном одре сказала ему:

– У меня никогда не лежала душа к этой иконе. Святая смотрит на всех нас таким укоризненным взглядом, будто мы в чем-то виноваты перед нею. Наверное, это ценная вещь, но все равно убери ее из нашего дома. Мы примерные католики, у нас есть собственные святые. А у этой иконы, я чувствую, нехорошая судьба. С ней связано что-то плохое. Верни ее в Грецию. Не держи ее дома. Обещай мне! Иначе она разрушит и твою жизнь. И, пожалуйста, ни слова о том, как и при каких обстоятельствах она попала тебе в руки.

Райнер всегда скептически относился к суевериям, но тут невольно вспомнил, как фатально погиб офицер, который в свое время подарил ему икону.

Когда-то он много читал о критской школе иконографии, знал, с каким душевным трепетом и восторгом приступали древние иконописцы к работе. Для них это был не столько акт творчества, сколько религиозный подвиг, благоговейное поклонение тому, чей лик они изображали на доске. Вот и икона святой Екатерины, древняя, передаваемая из рук в руки поколениями верующих, она должна вернуться туда, откуда много лет назад была вывезена насильно. Пусть это станет его скромным вкладом в дело примирения, крохотной заплаткой, помогающей залатать следы былых разрушений и вандализма. Быть может, только тогда он сможет наконец обрести примирение и с собственным прошлым.

Но не так-то просто от благих порывов перейти к конкретным действиям. Переступив порог музея, Райнер тут же ощутил какую-то внутреннюю неуверенность и даже робость. Как он объяснит, откуда у него эта икона?

К счастью, в фойе было пусто. Не видно было и служителей музея. Можно просто оставить на столике сверток и уйти. Но это слишком просто, слишком обезличенно. Надо написать записку, постараться объяснить, что и как. Он вышел во внутренний дворик музея и, устроившись в теньке, задумался. Что писать? И как? Пожалуй, вот так!

Райнер снова вернулся в фойе. За информационной стойкой хлопотала приятная молодая женщина. Он подошел к ней и тихо сказал:

– Пожалуйста, возьмите вот это! – И, положив на стол сверток, направился к выходу.

Девушка доброжелательно улыбнулась и принялась разворачивать пакет.

– Подождите! – крикнула она ему. – Где вы нашли эту красоту?

Но он уже вышел на улицу и тут же смешался с толпой туристов. Итак, он выполнил свой последний зарок. Икона должна была вернуться, и он ее возвратил. Ах, если бы так же легко можно было переписать собственное прошлое!

Интересно, что они сделают с иконой, размышлял он, сидя в приморском кафе. Может, постараются найти владельца. Или передадут ее в дар монастырю Святой Екатерины. В любом случае икона уже у себя дома.

Пора и ему домой. Больше его уже ничто не удерживает на Крите. Разве что одно последнее, но очень важное дело.

Какое-то время он бесцельно любовался видом на бухту, усеянную бесчисленными прогулочными яхтами и катерами. Мы не уничтожили этот остров, подумал он. Себе мы навредили гораздо больше. А Крит, он вечен. Скольких завоевателей он пережил. Минойская эра, эпоха римлян, потом турки, хитроумные венецианцы.

Гарнизон держался до последнего, вплоть до момента капитуляции в мае 1945 года. Британцы после тщательно досмотра каждого распределяли пленных по концлагерям за пределами острова. Он догадывался, что англичане опасаются вспышек насилия по отношению к пленным со стороны местного населения, готового поквитаться с оккупантами за все былые обиды и унижения. Лично он попал в Канаду. В концлагере он пробыл недолго и вскоре вернулся домой: в разоренную, разделенную на сектора страну, с бесконечными трибуналами и казнями, с голодными близкими и с отсутствием крыши над головой. Увы-увы! Посеяв ветер, немцы пожинали не просто бурю, а самый настоящий ураган. Он вспомнил, как на недавней встрече многие его товарищи-ветераны пытались оправдываться, с горечью говорили о том, что их обманули вожди, что, дескать, это они во всем виноваты, завели страну не туда. Наверное, в чем-то они правы. В самом деле, в чем оправдываться простому солдату? Солдат на поле боя воюет не столько за себя, сколько за своего товарища, надеясь, в случае чего, на такую же взаимовыручку.

За прошедшие после войны годы мир поумнел, люди стали терпимее друг к другу. Но всегда отыщутся фанатики, желающие навязать свое понимание истины, свои религиозные и политические ценности всему остальному человечеству. Даст бог, он умрет раньше, чем разразится очередная катастрофа, которую развяжут уже новые поколения горе-политиков.

Но вот в поле его зрения снова оказалась семья, которую он заприметил на мемориальном кладбище. На сей раз старая дама была в приподнятом настроении. Дочь или внучка даже пыталась остудить ее пыл, успокаивала, а мальчишка всецело был занят игрой на телефоне. Интересно, какова была их цель приезда на Крит? Загореть, отдохнуть и вернуться домой с сумками, полными сувениров? Впитать в себя как можно больше солнца, чтобы его потом хватило на всю долгую зиму? Это так типично для нас, северян. Но вот старая дама встрепенулась и посмотрела в его сторону. Он улыбнулся ей, и она, поймав его взгляд, тоже улыбнулась ему, а потом повернула голову и продолжила разговор с дочерью.