– А почему мы не можем разбираться вместе? Я хорошая слушательница. Я смогу тебе помочь.

– Ты хорошая слушательница. Самая лучшая. Но иногда мужчине бывает нужно что-то сделать в одиночку.

– Не является ли это мужской дипломатией? Вежливым аналогом фразы: «Не забивай свою хорошенькую головку, дорогая»?

– Мужской дипломатией? – Габриель усмехнулся, поцеловав ей руку. – Я просто восхищаюсь тобой.

Джулия отодвинулась и села, скрестив руки на груди:

– Габриель, сейчас не самый удачный момент для всех этих покровительственных штучек.

Габриель перевернулся на бок, затем поцеловал морщинку между бровями Джулии:

– В моих словах нет ничего покровительственного. Я действительно восхищаюсь тобой. – Он помолчал. Взгляд его стал серьезнее и пристальнее. – Тебе необходимо стать матерью. Я любовался тобой, глядя, как ты общаешься с детьми. Все это было так естественно.

– Сегодня был особый день. Твои пони стали хитом праздника.

– Ты, как всегда, оказалась права.

– Тогда почему ты такой грустный?

– Мне невыносимо, что праздник закончился, а дети остались в стенах приюта.

Боль была в его глазах. Боль пронизывала его голос.

Наверное, это состояние охватило его еще в приюте, но там он умело прятал свою печаль.

– Работники приюта любят детей и прекрасно к ним относятся. Дети сыты, ухожены и защищены от многих превратностей жизни.

– И все равно приют остается приютом.

– Да. – Джулия отвела волосы с его лба, потом стала гладить по голове, пытаясь успокоить.

– А я знаю, что на душе у этих детей, – продолжал Габриель. – После смерти матери я несколько месяцев находился в подвешенном состоянии. Не знал, где окажусь. Я мог остаться в приюте или попасть в какую-нибудь приемную семью. Меня могли отправить в Нью-Йорк, к родственникам матери. Это был сущий ад. Даже потом я каждый день ждал, что Грейс и Ричард скажут: «Хватит! Мы устали от тебя. Собирай вещи».

– Они бы никогда такого не сказали и не вернули бы тебя в приют.

– Но я-то об этом не знал. Я рассуждал с позиции своих девяти лет. С позиции своего горького опыта. Родной отец от меня отказался. Родственникам матери я тоже был не нужен. Они без колебаний оставили меня в приюте. Если от меня открещивались близкие родственники, как я мог верить, что нужен чужим людям? Конечно, я не отличался ангельским характером. И все равно… Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я не хочу иметь ничего общего с родственниками моих биологических родителей?

– Грейс и Ричард умели разглядеть суть. Для них ты был подарком судьбы. Они с самого начала привязались к тебе.

– Сегодня я как раз думал: а если бы они не взяли меня? Что было бы со мной?

– Зачем думать о том, чего не случилось? У тебя есть семья, которая тебя любит. У тебя есть я.

– Джулианна, ты для меня – все.

Красота простых его слов затронула ей сердце. Джулия наклонилась и поцеловала Габриеля, всем своим видом показывая, как много для нее значат его слова.

– А ведь мы тоже могли бы взять ребенка, – вдруг сказал Габриель, задерживая ее руку.

– Я думала, ты вначале захочешь, чтобы у нас родился свой ребенок. – (Он отвел глаза.) – Что-то изменилось? – допытывалась Джулия, не до конца понимая язык его тела.

– Такие дети, как Мария, заслуживают семьи. При всей заботе работников приюта она за год не произнесла ни слова.

Чувствовалось, Габриель до сих пор взбудоражен историей жизни этой малышки.

– Давай поможем Елене найти для Марии приемных родителей. У тебя ведь в Италии столько знакомых.

– А мы сами?

– Мы?

– Почему бы нам не взять ее?

Джулия видела: Габриель не шутит.

– Дорогой, мы с тобой не самая подходящая пара для удочерения трехлетней девочки.

– Почему? Мы любим друг друга. Мы полюбим и ее. У нас свой дом, двор, сад. Мы говорим на ее родном языке.

– Мария не просто маленькая девочка. Она проблемный ребенок, которому требуются особые условия. А мы с тобой – супружеская пара без родительского опыта. Мы не застрахованы от ошибок.